"Шломо Вульф. Эпикруг" - читать интересную книгу автора

неделю.
В результате все произошло так стремительно, что к моменту отъезда
сначала в Москву к самолету на Будапешт Илья вообще не успел никак
распорядиться своим имуществом. Родственников у него в этом городе не было,
близких друзей - тоже. Оставалось только сдать ключ в домоуправление, чтобы
получить очередной выпускной документ и все оставить, кому Бог подаст.
Он бросил последний взгляд на свой семейный очаг, запер дверь и
машинально положил ключ в карман. Всю жизнь он боялся потерять ключ от своей
квартиры. И вот теперь его можно просто выкинуть в снег.
У подъезда урчал микроавтобус, в который легко поместилось все, что
осталось от имущества семьи Лернеров - три чемодана, свернутый ковер и
спальный мешок, как тара для трех подушек. Только безумцы могли отправиться
с таким багажом не в турпоход с возвратом через неделю домой, а не навсегда
- в чужую страну...
Ледяной непрерывный сухой ветер разносил по двору использованные в
туалете газетные обрывки из переполненных мусорных баков. В ярко освещенный
пустой гастроном по привычке заходили люди, чтобы тотчас же выйти. Декабрь
1990, исход перестройки, опустошение магазинов, планов и душ. Под очередной
исход евреев в поисках лучшей доли.
Среди освещенных в этот ранний зимний вечер теплых окон зловеще темнели
только три окна их "хрущобы", многолетнего семейного очага, их единственного
дома на этой планете. Дочь Лена целовалась с плачущей подругой. Впереди была
неизвестность, милость победившего коммунизм сионизма.
Окна, как потом выяснилось, темнели еще долгих два месяца, пока тут
бурно делили еврейское имущество, как некогда в Испании, Германии, повсюду,
где оставалось нажитое трезвыми и работящими людьми добро.
"Куда ты смотришь, Женя? - стараясь сохранить бодрый тон, спросил Илья,
проследив взгляд жены на темные окна. - Забыла что-то? Ключ ещеу меня."
"Мне страшно, Ильюша, - прошептала она. - Куда мы едем без ничего? Что
нас ждет? Кто и за что прокормит? Куда поселит? Да еще вот-вот чужая война.
В "Правде" сказано, что Саддам поклялся сжечь пол-Израиля. И вообще там ведь
вечно война... И девочек призывают..."
"А тут? У Хромина месяц назад на улице у самого подъезда сына зарезали,
такой был способный и безобидный мальчик! А все это, - он провел в воздухе
рукой на постылый пейзаж. - Это ли не война, блокада и запах тления? А что
до имущества, то все говорят, что там на помойках можно найти то, чего нет
даже в наших инвалютных магазинах, а государство дает деньги на такие
телевизоры и стиральные машины, по сравнению с которыми все, что мы бросили
тут - хлам. Не жалей ни о чем. Считай, что мы умерли и рождаемся заново. Вон
там, за окнами, осталось наше бренное тело, а тут - бессмертная душа..."
"Все было бы так, если бы не та... помнишь, в норковой шубе?"
3.

"Нечеловеческая сила, в одной давильне всех калеча, нечеловеческая сила
живое сдвинула с земли, - совершенно некстати вдруг вспомнилось Жене. - И
никого не защитила вдали назначенная встреча. И никого не защитила рука,
мелькнувшая вдали..."
С низкого черного московского неба сыпал и сыпал мелкий сырой снег. Он
оседал на мехах воротников и шапок, придавая женщинам заплаканный вид.
Вокруг были напряженные серые лица. Шла перекличка.