"Вильгельм Вульф. Зодиак и свастика " - читать интересную книгу автора

наблюдения!
Валленштейн поплатился за то, что уволил Кеплера, лучшего астролога
своего времени, заменив его разными посредственностями. В своей "Астрологии"
(1816) профессор И. В. Пфафф из университета Эрлангена не без оснований
заметил, что Валленштейн по-настоящему не понял значения астрологии, он лишь
стремился использовать ее для достижения своих политических планов.
Таким образом, знакомство с трудами Кеплера в 1912 году превратило меня
в поклонника астрологии. Довольно долго я это считал небольшим отклонением
от избранного пути, что нередко бывает в юности. И все же я уже никогда не
смог от нее отказаться.
Меня можно считать выходцем из среднего класса, я из семьи
потомственных ганзейских купцов, всегда предпочитавших честную коммерцию,
чьи интересы замыкались на портовых доках и международной торговле Гамбурга.
Приливы и отливы, спуск на воду кораблей, морские путешествия и прогулки на
яхтах по Альстеру и Эльбе составляли фон моего детства. В самой атмосфере
портовых городов есть что-то необычное, и мне в том мире нередко доводилось
слышать рассказы моряков и путешественников о необычайных приключениях, от
которых воображение настраивалось на что-то странное, даже
сверхъестественное. Предсказатели, ясновидцы и медиумы всегда составляли
заметную прослойку в гамбургском обществе. И я, возможно, еще с детских лет
был предрасположен признать существование неких особых законов, влияющих на
наши жизни и даже ими управляющие.
Но тот оккультный отзвук в моем окружении никогда не был преобладающим.
Характеризуя город в целом и мою семью в частности, следовало бы говорить о
нарочито трезвой и подчеркнуто традиционной закваске, присущей ганзейским
деловым кругам. Поэтому неудивительно, что мой отец решил вырастить
коммерсанта. По окончании школы он устроил меня в солидную гамбургскую
фирму, занимавшуюся экспортом-импортом. Вне всяких сомнений, он это сделал
из лучших побуждений, фирма вполне подходила для моего обучения коммерции.
Пройдя такую школу, я бы смог, когда настало бы для этого время, взять в
свои руки дела нашей собственной фирмы. Однако отец не учел моего глубоко
отвращения к торговле. И вместо того, чтобы занять свой неоплачиваемый пост
практиканта, я сбежал в глухую деревню, служившую тогда прибежищем для
художников, чтобы воспользоваться наставлениями своего старого учителя Пауля
Лихтварка, побуждавшего меня посвятить жизнь искусству. В конце концов мое
упорство победило, и после многих месяцев споров отец неожиданно уступил. Он
разрешил мне записаться в новый Ганзейский институт изобразительных
искусств, согласившись платить за мое обучение.
Когда же год спустя я показал свои рисунки, акварели, скульптуры и
маски директору Гамбургской школы искусств, он предложил мне поступить в
один из классов этой школы. Там я работал под руководством Иоганна Боссарда
и научился от него многим полезным приемам. Но вскоре у меня возникло
ощущение, что в этих классах я ничего не получаю, и я перестал посещать
школу, всецело отдавшись собственному творчеству.
Начало Первой мировой войны застало меня врасплох. К счастью, я получил
по болезни отсрочку от призыва и какое-то время продолжал свои занятия.
Большинство моих школьных товарищей на волне патриотического энтузиазма
записалось добровольцами, всех их наскоро обучили и отправили на фронт, и
они полегли под Лангемарком, Ипром или на полях России. Школа постепенно
опустела.