"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

рассказ, он спросил, помню ли я своего соученика по нишапурскому медресе Абу
Раззака из Туса. Я ответил, что помню и что я и Абу Раззак - побратимы,
объединившие свою кровь. Тогда Низам ал-Мулк сказал:
- Имя, под которым ты меня знаешь, есть мое звание, а мое настоящее
имя - Абу Али ал-Хасан ибн Али ибн Исхак ат-Туси, и я - родной брат отца Абу
Раззака. Я знаю о тебе не только по твоей ученой славе, но и по его
рассказу, и, став его побратимом, ты стал членом нашей большой семьи. Любой
из нас в любом поколении окажет тебе защиту и поддержку, потому что верность
слову и братству - девиз нашей семьи. Говори же, чего бы ты хотел.
Я, не задумываясь, ответил, что хотел бы иметь постоянную ренту,
которая позволяла бы мне жить безбедно, отдавая все свои силы поиску Истины.
Выслушав меня, визирь сказал, что просьба моя будет исполнена и, пока
он и его потомки будут находиться у власти в здешних краях, я буду получать
ренту, которая сделает меня независимым и обеспеченным человеком. Затем,
помолчав немного, визирь сказал:
- То, что я решил твой вопрос, не означает, что я согласен с этим
решением. Послушай же мои сокровенные мысли: мой новый царь - молод и хорошо
образован. Он преисполнен великих намерений не только всемерно укрепить свою
державу, но и содействовать расцвету наук и искусств, чтобы сделать ее
центром мира и оставить по себе добрую память в истории народов и стран
земли. Мне известен и один из его конкретных планов: учредить в своей
столице самую большую в мире обсерваторию и уточнить не только небесные
наблюдения, но и календарь, то есть - изменить само время. Поэтому, может
быть, ты отложишь свое уединение лет на десять-двадцать и, пока ты еще
молод, займешься этим делом; мое же решение о ренте будет исполняться, где
бы ты ни был - в какой-нибудь нишапурской келье или во главе собрания
ученых, которых пригласят в обсерваторию Малик-шаха. Подумай об этом. Я не
тороплю тебя, но пробуду я здесь не больше недели. Это и есть твое время.
Я с поклоном покинул приемную великого визиря, а еще через два дня
сообщил ему о своем согласии стать главным звездочетом Малик-шаха. Я до сих
пор не могу понять, что было в основе моего решения - открывавшиеся передо
мной перспективы научных исследований или желание быть поближе к Туркан при
полном понимании всей мучительной бесполезности этого приближения.
Наш караван был втрое или даже вчетверо длинней, чем тот, который
двенадцать лет назад доставил меня в Бухару из Нишапура. Возглавляли и
замыкали это шествие военные отряды. За головным из них следовала свита
Малик-шаха и Туркан-хатун, затем в окружении своих помощников двигался
великий визирь. С этой частью каравана перемещался и я, испросив себе
разрешение расположиться на верблюде. Это избавляло меня от необходимости
сосредоточивать свое внимание на дороге, мне не нужно было напрягаться,
чтобы усидеть в седле и управлять животным, поскольку верблюд, следующий в
караване, в управлении не нуждается. Мысль моя, таким образом, была свободна
и, повинуясь моей воле, могла коснуться любого предмета.
С небольшого холма я оглянулся на золотую Бухару: у меня не было
предчувствия того, что я покидаю этот прекрасный город навсегда. Но в одном
лишь я был абсолютно уверен, что, даже вернувшись когда-нибудь сюда, я уже
никогда не найду здесь свое счастье.
Одну из остановок на ночлег в пути наш караван совершил в моем
Нишапуре. Выглядел он не так нарядно, как Бухара, но это была моя родина, и
мое сердце не находило изъянов в этом городе. В мечети я узнал, что мои мать