"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

кувшин над блюдом, раздался звон - это из него выпала золотая монета. Монета
была странной: на ней не была обозначена ее стоимость и не было указано имя
отчеканившего ее властителя. Вместо этого на одной ее стороне были выбиты
инициалы Хасана Саббаха, а на другой - очертания замка Аламут.
Я задумался. Эти предметы, безусловно, были получены Хасаном нечестным
путем и потому порочны, но не принять дар и отослать его назад я не мог,
потому что это был дар побратима и человека, никогда не предававшего меня и
не сделавшего мне ничего плохого. Поэтому я решил их оставить у себя, а
чтобы разорвать цепь Зла, которое неизбежно несут в себе вещи, добытые
обманом и разбоем, я тут же вызвал к себе ал-Багдади и, показав ему эти
сокровища, сообщил свою волю: после моей смерти и кувшин, и блюда, и
"монета" должны быть немедленно проданы, а деньги розданы беднейшим ученым
Нишапура. Тогда Зло будет обращено в Добро, а честный покупатель будет
владеть этими драгоценностями по праву.
Почти год я провел в Нишапуре безвыездно, и постоянно в душе моей росло
желание посетить Мерв. Стараясь быть честным с собой, я не могу сказать, что
цель этого желания состояла в том, чтобы утолить свой разум учеными
беседами, потому что в большей степени мое старое тело стремилось еще и еще
раз прикоснуться к юности Гулнор. Анис хитро и понимающе улыбалась, когда я
заговаривал с ней о необходимости съездить по ученым делам в эту новую
столицу Хорасана. Поистине, трудно скрыть от женщины все, что хоть в малой
степени касается ее любви!
И все-таки пришло время, когда я уже больше откладывать свою поездку не
мог. Первая неделя в Мерве ушла у меня на изнурительные для моего возраста,
но сладкие любовные игры с Гулнор, а когда у меня хватило сил разорвать ее
объятия и закрыть перед ней свою дверь, мне потребовалось еще несколько
дней, чтобы обрести спокойствие души.
Жизнь же в Мерве, волею Аллаха благословенного и великого, шла своим
чередом. От ал-Исфизари я узнал, что все практические дела по Мервской
обсерватории Санджар поручил молодому астроному Абд ар-Рахману ал-Хазини, а
за ним, за ал-Исфизари, осталось общее научное руководство. Я не мог не
признать правильным решение принца: для перевозки из Исфахана
астрономических приборов и их обновления и дополнения нужен был молодой и
энергичный человек, а ал-Исфизари, хоть и был младше меня, но все же
пребывал в том весьма солидном возрасте, когда начинает теряться гибкость
мысли и решительность движений. Кроме того, я был достаточно высокого мнения
об ал-Хазини. В прошлый приезд я беседовал с ним около десяти раз; мы
сверили наши астрономические воззрения, и он признал меня своим учителем. О
своем удовлетворении ходом дел я в мягкой форме сообщил ал-Исфизари, но моя
деликатность была излишней, поскольку правильность решения Санджара он
понимал и без моих разъяснений.
Когда я появился в собрании местных ученых, там шел шумный спор. Все
обсуждали вопрос, возможно ли установление цены золотых или серебряных
вещей, осыпанных драгоценными камнями, без извлечения из них этих
драгоценных камней. Вмешавшись в этот спор, я заявил, что это вполне
возможно и что я уже читал у старых авторов о водяных весах, которые
позволяют справиться с этой задачей. После чего я кратко изложил принцип
действия таких весов.
На следующий день ко мне пришел ал-Хазини и сказал, что он хотел бы
написать книгу и попытаться собрать в ней все идеи, связанные с весами этого