"Вениамин Яковлев. Мальчик Толя в стране идиотов " - читать интересную книгу автора

заброшенного сарая, где совокуплялись оголтелые маньяки, не найдя себе места
ни в сумасшедших домах, ни в домах презрения, ни в публичных. А кто валялся в
канализационной трубе, что проходила под городом; туда хмурый сторож
Паникадило, рыжий и подвижный, как заведенная статуя, сбрасывал по утрам
опустошенные тела любовников - каких-то ос, коз, самок, самцов, короче,
существ, совершенно непонятных Толе, далекому от человеческих страстей.

Когда Толя ходил в туалет, то запирался в кабинке и плакал: единственное
место, где он мог предаваться воспоминаниям и мечтам без страха, что его
повесят, или растопчут, или раскатают как тесто.

А было что вспомнить Толе: детский сад, няню Запеканку и другую молодую
надсмотрщицу, Яичницу. Запеканка была очень доброй няней, а Яичницу никто не
любил, она носила очки и лицом напоминала яичницу, т.е. была мучима детородной
генетической мыслью о том, как из двух инкубаторских яиц получилась такая
непонятная мешанина в виде её лица и образа.


* * *

От описания жизни и быта планеты Идиотов я избавлен, потому что тамошние
придворные художники, Брейхель и Босх, идеально изобразили нравы своих
соотечественников.

Вся планета располагалась на огромном корабле, который однажды вместо
того, чтобы пойти ко дну, сел на мель. В трюме находился один святой, и по сей
день его не выпускали, держали его долгие века в трюме, и можно сказать, что
ветхая планета только оттого функционировала - клеточки её детородные и
уродливые - что на них молился святой, блаженный старичок с длинным
крючковатым носом.

Тот святой однажды воскресил мертвого, после чего ему приказали воскрешать
всех подряд, а он не смог и отказался. После этого его прозвали халтурщиком и
посадили на голодный паек. Святой радовался, смеялся, прыгал, танцевал и
молился, и, конечно, на непонятном языке.

Вообще в краю идиотов все говорили на незнакомых языках. Общение,
цивилизация - всё это казалось в прошлом. Философия провозгласила
окончательное отчуждение особей, невозможность постижения собеседника,
ближнего и пр. Поэтому каждый говорил на том языке, который считал необходимым
для себя. Каждый был родом с какой-то неизвестной звезды, и на каждой звезде
той Разлетающейся Вселенной были свои языковые нормы.


* * *

Однажды Толя зашел в лавку под названием "Котлетная". Нетрудно догадаться,
что мальчик захотел котлету. Его встретил огромный удав Чуин Гам. "Мне
котлетку", - прошептал Толя. "Умыу, - с пониманием откликнулся удав. - Ты
хочешь, чтобы из тебя сделали котлетку?.."