"Дмитрий Янковский. Воины ветра" - читать интересную книгу автора

произошедшее не считаю ошибкой.
- Но ведь вы безусловно знакомы с законом...
- Совершенно верно, ваша честь. Поэтому я признаю себя виновным в
совершении преступления, но ошибкой свой поступок считать не могу. В
сложившихся обстоятельствах, мое решение показалось мне наиболее гуманным из
всех. А гуманизм, любовь к ближнему и... даже к врагам, которых Богом велено
полюбить, как самого себя, лично я считаю добродетелью, а не пороком, хотя,
наверное, это странно слышать из уст боевого офицера, убившего много врагов.
Но это так, поверьте, ваша честь.
- Допустим, - кивнул судья. - И более того, я приму ваши слова для
рассмотрения, они могут стать фактором смягчения приговора. Однако вы должны
понимать, что гуманизм в отношении одного человека, тем более ступившего на
путь предательства по отношению к обществу и вере, не может стоять выше
долга перед обществом. Хотя бы в силу того, что интересы одного человека не
могут быть поставлены выше интересов многих.
- Это так, - согласился я. - Поэтому я готов принять любой приговор.
- У вас есть что еще сказать в свое оправдание? - пристально глянул на
меня судья.
- Да, - решился я. - Возможно, если бы в трофейном плазмогане не
кончились заряды, все было бы проще.
- О чем вы? - не понял он.
- То, что оружие на момент встречи с девушкой утратило боеспособность,
зафиксировано внутренним контроллером плазмогана и указано в документах, -
подтвердил адвокат.
- Не понимаю, каким образом это вас оправдывает? - насторожился
судья. - Если бы речь шла о гражданском, я бы принял этот факт во внимание.
Но столь подготовленный боец, как вы, мог голыми руками свернуть девушке шею
или же, без всякого оружия, отконвоировать ее на ближайшую площадь, после
чего предать праведному народному суду. Почему не было сделано ни того, ни
другого?
- Я не смог...
- В чем причина этого?
- Если бы на ее месте оказался мужчина, совершивший предательство
против веры и общества, я бы поступил так, как вы говорите. Но я сам
мужчина. Признаю это слабостью, не оправдывающей моего преступления, но,
если вы хотите понять, что мною двигало, то мотив был именно таким. Скажу
проще. Убить молодую женщину голыми руками мне не позволили инстинкты.
Обычные, обусловленные гормонами мужские чувства. Суду известно, что я
пытался пристрелить преступницу, отдавшую себя в руки врага и готовую стать
их орудием. Но у меня кончились заряды. Убить же ее голыми руками я не смог.
- Поэтому вы не нашли ничего лучшего, чем отпустить ее? - усмехнулся
прокурор. - Не могли убить, надо было выволочь ее на площадь, предать толпе
и не сидеть теперь на скамье подсудимых.
- Сейчас я стою рядом со скамьей, а не сижу на ней. И, повторяю, готов
принять любой приговор. Но вы не сможете заставить меня усомниться в
собственной правоте. После того, как мое оружие дало сбой, на женщину было
жалко смотреть. Она уже пережила собственную смерть. Она слышала, как
щелкнула спусковая пластина. Понимаете? Ей этого на всю жизнь хватит. Она
уже понесла наказание. Кому стало бы легче, если бы ее растерзала толпа или
если бы я свернул ей шею?