"Дмитрий Янковский. Воины ветра" - читать интересную книгу автора

смертельным, если не влупить прямо в голову, поскольку капля плазмы не
проникает глубоко в тело. Она лишь перегревает воду в поверхностном слое
тканей, на глубине полутора сантиметров, не больше, моментально превращая ее
в пар под высоким давлением. Происходит подкожный взрыв, оставляющий в теле
неглубокую рану диаметром с двадцатирублевый жетон. Плюс ожог, понятное
дело. В результате мощный удар и шок, выводящий противника из строя
гарантированно и надолго. О потере крови при таком ранении можно не
беспокоиться - плазма прижигает все порванные сосуды, оставляя рану
обугленной, но сухой и стерильной. Именно поэтому партизаны вооружились
против меня малокалиберными пушками - хотели взять живым.
На самом деле в их планы, я думаю, не входило столько возни, сколько
вышло. Ребята собирались зажечь свет, а потом, под прицелом десятка стволов,
замкнуть мне руки в молекулярки и отвести в помещение, переделанное за время
моего "отдыха", в комнату для допроса. Видно, им не приходилось еще иметь
дело с российским спецназом. Я слышал только о похищении партизанами в
Европе функционера иезуитского ордена. Тоже спецназ не последний на планете,
у них подготовка сравнима с нашей, хоть и без присущей винд-флоту специфики.
Но все же к подготовке должен прилагаться соответствующий боевой дух, так
мне кажется. И хотя у иезуитов боевого духа тоже хватало, но у русского
спецназа попросту больше опыта столкновений с мусульманами, чем у
европейских коллег. Такой протяженности границ с варварами, как у нас, нет
ни в одной стране мира. И у нас на них накоплена особая злость - все же
иезуитам еще ни разу не приходилось выносить из своих роддомов задушенных
рожениц и младенцев десятками, а нам приходилось. В том числе и мне лично.
Так что я внутренне был готов спустить с любого партизана шкуру живьем.
Однако, пока я еще находился в таком положении, что шкуру запросто
могли стянуть с меня самого. Надо было что-то кардинально менять. И тут меня
осенило. Я так спешил выхватить у первого же поверженного мусульманина
плазмоган, что не удосужился обыскать тело получше. А ведь если термические
гранаты могли оказаться у тех, кто пребывал в раздумьях снаружи, то они
могли найтись и у тех, кто навек упокоился внутри. Подстегнутый этой идеей,
я, сильно пригнувшись, ринулся к лесенке. Пыль все еще стояла столбом. С
одной стороны, это помогало мне двигаться почти невидимым для противника, с
другой - и мне снижало обзор, так что я с разбегу налетел на тело,
споткнулся и растянулся, едва не коснувшись лбом ступеньки под напряжением.
Вот это был бы номер. Собаки бездомные на окраине полопались бы от хохота. А
на моей могиле начертали бы надпись: "Не рой другому яму". Но раз Господь
Вседержитель отвел меня от столь позорной участи, значит, дело мое правое.
Отдышавшись пару секунд, я ощупал поверженного, и у меня сердце
забилось чаще, когда пальцы наткнулись на гладкие сферы термических
детонаторов. Их было три штуки. А раз так, то рядом, с оставшихся трех
жмуриков, можно снять еще девять. Что я и проделал с великим воодушевлением.
Прикинув расстояние и траекторию полета гранаты внутрь дверного проема,
я сорвал чеку и запустил снаряд в цель. Там с глухим хлопком шарахнуло
фиолетовое пламя перегретой плазмы, и вместе с пылью ноздрей коснулся резкий
запах озона. Я сорвал фазовый провод с лестницы, чтобы открыть себе путь,
оперся на нее ногой и швырнул в проем вторую гранату, на случай, если кому
удалось укрыться от первого взрыва. Снова ширкнуло слепящее пламя, а в лицо
пахнуло жаром, будто от углей в камине. Запах озона сделался раздражающим,
почти нестерпимым.