"Филипп Янси. По образу Его " - читать интересную книгу автора

Она не стала спорить, но я почувствовал, как между нами выросла стена.
У меня возникло гнетущее ощущение, что своим нежеланием изучать медицину я
разочаровал ее, а также своего отца и великодушного дядю. Я не мог тогда
сказать маме, я даже самому себе признавался с трудом, что настоящая причина
крылась в другом: я не выносил вида крови и гноя. Меня с самого детства
тошнило даже при мысли об этом.
В детстве мы с сестрой жили с родителями в Индии. Естественно, мы -
дети - совали свой нос во все их дела. Иногда в наш дом приходили пациенты с
загноившимися нарывами, и, когда отец делал перевязку, мы держали наготове
бинты. Когда мы жили во временно разбитом лагере, отец ставил стерилизатор
куда-нибудь в тень большого дерева, кипятил инструменты и начинал вскрывать
нарыв. Он не применял анестезию, поэтому во время вскрытия и дренажа нарыва
пациент из-за боли судорожно цеплялся за все что было под рукой. Моя сестра
сразу же отворачивалась, как только отец брал в руки нож. Я смеялся над ней
и говорил, что мальчики ничего не боятся.
На самом же деле я органически не переносил крови и гноя. Я ненавидел
все эти процедуры и последующую стерилизацию инструментов, и влажную уборку
помещения. Спустя годы воспоминания ничуть не притупились, и я категорически
не хотел становиться врачом.

Прошло пять лет с того неприятного разговора с мамой. В это трудно
поверить, но случилось так, что я стал работать в Конноте, небольшой
больнице в восточной части Лондона. Я неукоснительно следовал своей мечте
стать строителем: испробовал разные строительные профессии, работая учеником
плотника, каменщика, маляра и укладчика. Мне очень нравилось все это.
Вечерами я учился, овладевая теорией строительного дела, чтобы получить
диплом инженера-строителя. Мне не терпелось освоить специальность и поехать
работать в Индию. Миссионерская организация предложила включить меня в
список желающих посещать курс обучения в Ливингстонском колледже по курсу
"Гигиена и тропическая медицина". Это был тот же курс, который закончил мой
отец. В конце курса предполагалась практика, для прохождения которой меня и
направили в местную больницу, чтобы я прямо в палатах делал перевязки
лежачим больным, а также чтобы учился у опытных врачей основам медицины:
ставить диагноз и назначать курс лечения.
И тут случилось непредвиденное. Это произошло во время моего дежурства
в Конноте. Случившееся окончательно и бесповоротно изменило мое отношение к
медицине. В ту ночь санитар привез в мою палату молодую красивую женщину,
попавшую в аварию. Она потеряла много крови, ее кожа была мертвенно бледной,
а каштановые волосы резко контрастировали с белизной кожи. Женщина была без
сознания.
Персонал больницы быстро и без паники трудился над доставленной с места
аварии пациенткой. Медсестра побежала за бутылкой с донорской кровью, врач
возился с капельницей для переливания крови. Другой врач, увидев меня в
белом халате, протянул мне манжету от прибора для измерения артериального
давления. К счастью, к тому моменту я уже знал, как находить пульс и
измерять давление. Но на холодном, влажном запястье женщины не прощупывался
даже малейший пульс.
В ярком свете больничных ламп она напоминала восковую Мадонну или
гипсовую фигурку святого, которые нередко можно встретить в католических
церквях. Даже губы у нее были мертвенно бледными. Когда доктор взял