"Владимир Яременко-Толстой. Мой-мой " - читать интересную книгу автора

литературе. Кафе было закрыто на протяжении долгих десятилетий
коммунистического режима, а теперь его кто-то открыл. Кто? И зачем?
Помещение, отремонтированное по так называемому "евро-стандарту", было
чисто вылизано и оформлено искусственными чучелами собак, сделанными
народными умельцами или бабушками, что должно было бы сделать его по замыслу
устроителей как бы sweet (сладким), но, на самом деле, делало все
тошнотворным и приторным. Во всем присутствовала какая-то претензия, но было
непонятно, на что именно. На отсутствие вкуса, по-видимому.
Когда мы стали интересоваться культурной программой, в самых дальних
помещениях была оборудована сцена, к нам вышла какая-то тетенька, очевидно,
владелица или главный менеджер и сказала, что мероприятия у них закрытые,
для избранной публики и только по приглашениям, так что нам на них и
соваться нечего. Поэтому мы успокоились и стали тихонько напиваться в баре.
Вскоре стали появляться различные люди, проходившие в артистические
помещения. Среди них я заметил модельера Сергея Чернова - друга художника
Будилова, он меня узнал и подошел к нашему столику.
- У меня сегодня вечером здесь шоу, - сказал он.
- Но у нас нет приглашений.
- Что за вопрос, - обиделся он, - я вас приглашаю.
В этот момент появился Голенький Вольфсон с тонкой высокой девушкой.
- Ты готов? - спросил его Чернов.
- Готов, - ответил Вольфсон.
- А ты что будешь делать? - спросил я.
- Как, что делать? Стихи читать. Новую поэму специально для
Сережи написал.
Голенький Вольфсон - поэт. Голеньким Вольфсоном он назвал себя сам.
Почему он выбрал себе такой псевдоним, и по сей день остается для меня
загадкой. Как я слышал, был он германофилом и мечтал жениться на немке,
отсюда, понятное дело - Вольфсон. Но почему тогда - Голенький? Скорее всего,
это была просто метафора, призванная подчеркнуть его бескорыстие и
поэтическую самоотверженность.
Девушка, с которой появился Голенький Вольфсон, оказалась немкой. Звали
ее Сандрой Фроммель, и училась она в Европейском университете, писала
какую-то диссертацию о русской политике. По-русски Сандра говорила весьма
прилично. Я же стал разговаривать с ней по-немецки и выяснил, что она из
Берлина, и что в России ей нравится, и что Голенький Вольфсон ей не
бой-фрэнд, а просто знакомый.
Пока мы беседовали, Голенький Вольфсон незаметно покинул нас и вышел на
сцену. Стихов Голенького Вольфсона раньше мне слышать не приходилось, но в
тот вечер, зажатому между Сандрой и странной знакомой Маленького Миши в
самом углу подвала "Бродячей собаки", мне, к сожалению, пришлось их
выслушать. На другой стороне стола Маленький Миша делал страшные глаза и
рожи на каждой фразе, чем хоть как-то разряжал тягостную атмосферу.
Голенький Вольфсон читал с интонациями то ли под Маяковского, то ли под
Роберта Рождественского, при этом по таланту ни до того, ни до другого явно
не дотягивая. Пообщаться с Сандрой мне тогда больше не удалось. После шоу
Голенький Вольфсон куда-то ее быстренько утащил.
Алкоголь в блинной на Гагаринской не подают, поэтому мы с Гадаски не
задерживаемся там надолго, а сразу возвращаемся домой, чтобы прибраться к
приходу гостей. Надувная кровать очень быстро спускает и теряет форму. Где