"Владимир Яременко-Толстой. Мой-мой " - читать интересную книгу автора

присутствовали на приеме.
До того момента знакомых священников у меня практически не было, а
русского священника в быту представлял я себе пьяницей, бабником и гулякой.
Какова же была моя радость, когда я встретил отца Агапита и понял, что он
именно таков, каким был в моем воображении русский поп. Он находился тогда в
Вене всего несколько дней и был еще нигде не принят и никуда не введен. К
нему все пока относились настороженно. Я же его немедленно принял и ввел.
В тот день по городу были еще другие приемы и фуршеты, и я повел его,
чтобы показать сладкие стороны венской жизни, мечтать о которых ему вряд ли
даже приходилось в строгом мюнхенском монастыре, из которого его прислали.
Помню, как выскочили мы из агентства "Аэрофлота" в нежную, пахнущую
прелой листвой прохладу осеннего вечера. Впереди - со стаканом водки в
вытянутой руке несся Милан Гудок, архитектор, полу словак - полу русский. За
Гудком с литровой бутылкой "Столичной" в кармане, бившей меня по ногам,
бежал я. За мной - с двумя бутылками водки - по бутылке в каждой руке -
иеромонах Агапит. За Агапитом Елена Витковская и художник Бурыгин,
совершенно ошалелые и не понимающие - кто, куда и зачем бежит.
Побывав еще на двух-трех фуршетах, мы допивали унесенную нами водку на
лавочке перед Академией Искусств, а отец Агапит, уже к тому времени вдрызг
пьяный, дергал за косу безумную скульпторшу Карин Франк, называя ее "девкой"
и предлагая ей пойти с ним в кусты.
Отцу Агапиту не щастило. Из капеллы Святой Бригитты Ирландской, в
которой он служил, его выгнали католики, а Елена Витковская и Толя Бурыгин
вскоре отказали ему в постое. В ту пору у меня в шестом районе города Вены
была своя галерейка - "Арт-фабрик", в задней комнатке которой, служившей мне
складом, он у меня и поселился. Галерею он незамедлительно освятил и,
окрестив православным приходом Невинно-убиенных Новомучеников Российских,
стал в ней по воскресеньям служить. Народу на службы ходило много, так как
служить-то он умел, делая это истово и эффектно. Многие иноверцы из
католиков и лютеран, из любопытства посещавшие его службы, были впечатлены и
обратились тогда в православие. Была среди них и Гайка.
Недруги же отца Агапита, среди которых были и его былые покровители и
благодетели Елена Витковская и Толя Бурыгин, писали владыке Марку наветы,
что, мол де, служит преподобный отец Агапит в богонепотребном месте, а
больше, нежели служит, пьянствует с блудницами и предается разврату. Была в
этих наветах своя доли истины, а была и ложь. За то, что галерею мою
называли местом "богонепотребным", было мне до боли обидно. В конце концов,
отца Агапита отозвали в Мюнхен.
Гайка ездила на аудиенцию к владыке, пытаясь его защитить. Что там
происходило потом, я не в курсе, но она его из монастыря забрала, они
поженились и жили какое-то время в Германии. Затем он решил вернуться в
Россию. Она вскоре последовала за ним, поселившись в мастерской у художника
Африкана на Фонтанке, поскольку щенщин в кельи монахов подворья Оптиной
Пустыни не допускали.
Во всей этой истории есть много темного, и я не очень хотел бы в это
влезать, поэтому я осторожно пытаюсь перевести разговор в другое русло.
Гайка же обижается, что я не хочу ей посочувствовать и ее выслушать,
забирает с собой Сандру и уезжает. Я ее не удерживаю, и мы с Гадаски
остаемся одни. Может оно так и лучше!
На следующий день в воскресенье к нам приходит дизайнер Света с