"Емельян Ярмагаев. Возвращающий надежду (историко-приключенческий роман) " - читать интересную книгу автора

не пришлось бы рассматривать этот якорь лежа на дне морском!

* * *

Время шло, Бернар рос. Понемногу выравнивался он в статного парнишку,
однако прослыл лентяем и лежебокой. Арендаторы и держатели, посмеиваясь,
называли его Очарованным Котом в сапогах.
Действительно, круглое лицо его в рамке плоско прилегавших к щекам
волос имело сонливое выражение, а веки были такими тяжелыми, что глаза
мальчика казались полуприкрытыми. Как полоска света, что сквозит из-под
ставен, светился благодушный и спокойный взгляд.
Часами Бернар мог стоять, как аист, у колодца, ощущая на лице
передвижение теней и жгучих пятен солнца, и наблюдать, как мечется в
колодезной глубине осколок солнца. Любил заглядывать в маленькие дворы,
пересеченные висящим бельем, в окна, за которыми, как застойная вода,
держалось темное молчание. Любил отмечать неизменное положение метлы,
прислоненной к яблоне, багра, ветхих рыбачьих сетей, дождевой бочки, кадок с
цветами, точила на деревянном станке, разбитых башмаков у крыльца.
И мерещилось ему, будто он, Одиго, в незапамятные времена прожил целую
жизнь в одном из таких крестьянских домиков с выступающим из стен темным
перекрестием балок.
А где была жизнь на самом деле?
В ясную погоду сквозь даль ослепительного пространства можно было
разглядеть стены Старого Города. Бернар знал немецкую пословицу о том, что
городской воздух делает человека свободным, и подозревал скрытые в ней тайны
грозных превращений, зловещих секретов и открытий. Но он не имел ни
малейшего желания испытать все это самому. Зачем? И дома хорошо.
Тишина дремала в предместье Старого Города. Приедет со своим фургоном
бродячий торговец из Байонны, забредет в местный кабачок испанец - погонщик
мулов, навестит отец Ляшене - и все. То была жизнь, затаившаяся в тени
вековых вязов, платанов и олив, из-под густой листвы которых выглядывали
белые камни оград; жизнь среди дряхлых калиток с тяжелыми засовами, среди
низко опущенных мшистых крыш. Дремали в гнездах на крышах аисты, ворчали
сквозь сон бадьи, опускаемые в каменные шахты колодцев; древние бабки в
чепцах времен Екатерины Медичи клевали носами над вязаньем. Даже громадные
стенные часы в замке шли, казалось, во сне. И была неповторима светлая
прелесть фиолетовой дымки, растворявшей вдали крыши, закоулки, часовни.
Рене приводило в отчаяние неистребимое благодушие младшего Одиго.
Порывшись в генеалогических документах, он узнал, что пылкая южная кровь
рода Одиго, оказывается, была разбавлена примесью северной. Один из предков
Одиго был просто-напросто купцом из славного города Брюгге. Но это открытие
Рене удержал при себе. И не таков он был, чтобы позволить воспитаннику
предаваться мечтаньям.
С десяти лет воспитатель приучал мальчика спать на земле, бросать на
скаку копье, гонял его без передышки по холмам и лесам, требовал быстроты и
точности в ответах и движениях.
Бернар неохотно, но послушно исполнял все. Он бегал, как молодая
гончая, удачно совершал отчаянные прыжки; подыгрывая на лютне, он громко и
фальшиво пел испанские романсы. Светлые волосы его, ровно подрезанные над
бровями, теперь постоянно трепал ветер бега, скачки и приключений. Но чуть