"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Йенс ("Химмерландские истории" #2) " - читать интересную книгу автора

переживают бурю или лихорадку? Именно это и происходило с ним. Он насыщался
новыми сведениями и великолепным чувством уверенности, он прыгал, он разом
постиг высоту и глубину мира и свое место в нем; он узрел свои границы, и
это помогало ему сконцентрироваться. И впервые в жизни он смутно
почувствовал в себе титанические силы.
Сильнее всего его захватила химия, потому что в ней был притягательный
интерес новизны. Физика же, напротив, лишь упорядочила нескончаемый мир
наблюдений, которые он уже сделал сам.
Закон тяготения и действие капиллярных трубок были ему, в сущности,
известны еще с тех пор, когда он подпаском взвешивал на ладони камешки или
пускал щепки по воде. Более того, ему были известны вещи, о которых не
говорилось в физике. Так, к примеру, работая на песчаном карьере, он
убедился, что некоторые лежавшие на земле овальные камешки с коричневым
слоистым ядром неизменно повернуты заостренным концом к определенной точке
на небосводе, но объяснение этому явлению он напрасно искал в учебнике
Хольтена.
Тем не менее поистине опьяняющим пиршеством души было для Йенса
погружаться в учение об электричестве и в прочие чудеса физики. Восторг
пробирал его до костей, когда он читал историю создания паровой машины, он
жадно набросился на эту главу, проглотил ее с неописуемым наслаждением и
интересом и почувствовал мучительный неутоленный голод, когда она была
закончена. Он усвоил книгу, прочитав ее всего один раз. Но она приоткрыла
дверь перед темной пропастью; то тут, то там ему приходилось перепрыгивать
через эту пропасть; он знал лишь то, что она зовется математикой. Наверное,
можно и такую книгу достать, об этом непременно должна быть книга.
Между тем в свои свободные часы, он с пламенной страстью
первооткрывателя погрузился в химию. Тот восторг, который он при этом
испытал, то торжество, которое отныне и навсегда воцарилось в его сердце,
могут понять лишь люди, сами пережившие нечто подобное, описать это
невозможно. Все существо его впитало в себя химию с такой же быстротой и
естественностью, с какой известь впитывает воду. Для этого имелись все
предпосылки; Йенс был прирожденным любителем всего видимого и движущегося, с
малолетства жаждал он слиться с природой и стать частью ее чудес. Он знал
все, что может знать человек, умеющий смотреть на мир свежим взглядом; он не
мог лишь уловить великой связи вещей. Запах чистого йода, который он
раздобыл в аптеке, являлся для него средоточием всех морских запахов
вселенной. Запах сивушного масла возвращал его к опыту детских лет,
напоминал о пьяницах, похмелье, блевотине, крысах, вызывал в памяти
зачумленный воздух домов призрения в Гробёлле и во всей округе.
Химия не высилась перед ним стеной, но была для него мощным источником
света, питательной средой, мгновенно проникшей во все поры его охваченного
жаждой существа. И потому не было для него более благозвучной и ласкающей
слух мелодии, чем звучание бесконечной химической формулы, а ряд букв ее
представлялся ему изящной композицией, тончайшей мозаикой облаченных в
одеяние химических элементов. Поскольку никто не учил его правильно
произносить слово "формула", он сам решил, что нужно говорить "формула", и
употреблял именно такое ударение. И если бы когда-нибудь ему довелось стать
начальником, всем пришлось бы произносить это слово так, как это угодно ему.
Жизнь приобрела для Йенса иной облик, в те времена он словно бы парил
на крыльях в своем первом опьянении знаниями. Начитавшись, он выходил на