"Карл Густав Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления " - читать интересную книгу автора

деревом комнатами, с библиотекой, где любой мог найти все, что стоит знать.
В замке хранилась коллекция оружия, а на бастионах стояли тяжелые пушки: его
охранял гарнизон из пятидесяти тяжеловооруженных воинов. В маленьком городе
жили несколько сотен жителей, им управляли мэр и совет старейшин. Сам я был
мировым судьей, посредником и советником и появлялся лишь время от времени,
чтобы собрать суд. В порту, расположенном с материковой стороны, стояла моя
двухмачтовая шхуна с несколькими пушками на борту.
Nervus rerum и raison d'etre (сутью и смыслом. - лат., фр.) всего
творения был секрет главной башни, известный мне одному. Последняя мысль
показалась мне удивительной: я представил себе тянущийся от зубчатых стен в
подземелье тяжелый медный кабель из проволоки, толщиной в человеческую руку,
наверху разветвленный, как крона дерева, или - еще лучше - как главный
корень, перевернутый кверху и развернувшийся в воздухе. Он втягивал нечто
непостижимое, нечто, идущее по медному кабелю в подземелье. Там у меня была
установлена необыкновенная аппаратура, оборудована своего рода лаборатория,
где я добывал золото из таинственной субстанции, которую медные "щупальца"
вытягивали из воздуха. Это была тайна, о природе которой я не имел и не
хотел иметь никакого представления, да и сам процесс превращения был мне
совершенно безразличен. Смущенно и не без некоторого страха мое воображение
обходило все, что происходило в этой лаборатории. Существовал своего рода
внутренний запрет: считалось, что к этому нельзя проявлять слишком
пристальное внимание и нельзя спрашивать, что же, собственно, извлекалось из
воздуха. Как сказано у Гете о Матерях: "Предмет глубок, я трудностью
стеснен...".
"Дух" безусловно понимался мной как нечто неизъяснимое, но в глубине
души я не считал, что он существенно отличается от воздуха. То, что корни
поглощали и передавали по медному стволу, было некоторой эссенцией,
превращающейся внизу, в подвале, в золотые слитки. Я считал это не каким-то
хитроумным трюком, а тайной самой природы. К ней я относился с благоговением
и должен был скрывать ее не только от совета старейшин, но в определенном
смысле и от самого себя.
Долгая и утомительная дорога в школу и из школы чудесным образом
сократилась. Теперь, выходя из нее, я сразу же оказывался в замке, где
постоянно что-то перестраивалось, где проходили заседания совета, судили
злодеев, разрешали споры, где стреляли пушки. На шхуне драили палубу,
поднимали паруса. Она медленно, подгоняемая слабым бризом, выходила из
гавани, огибая скалистый холм, и брала курс на северо-запад. Затем я
неожиданно обнаруживал себя на крыльце своего дома - так, будто прошло
только несколько минут. Я выходил из моих фантазий словно из кареты, которая
мгновенно доставляла меня домой. Это в высшей степени приятное состояние
длилось несколько месяцев, но в конце концов надоело. Теперь моя фантазия
казалась смешной и глупой: я стал строить замки и вовсе не воображаемые
крепости из камешков, используя грязь вместо извести (наподобие крепости
Хенингена, в то время еще не разрушенной). Я изучил все доступные мне
фортификационные планы Вобана и всю техническую терминологию. После Вобана я
обратился к современным методам создания укреплений и пытался при
ограниченных средствах выстроить всевозможные модели. Более двух лет это
занимало весь мой досуг, за это время моя склонность к естественным наукам и
конкретным вещам значительно укрепилась за счет ослабления позиций "номера
2".