"Карл Густав Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления " - читать интересную книгу автора

узнаем, что нечто такое "невозможно"? А главное, почему это вызывает страх?
Я находил здесь для себя множество интересных возможностей, вносивших
разнообразие и некую скрытую глубину в мое существование. Могли ли,
например, сновидения иметь какое-то отношение к призракам? Кантонские
"Сновидения духовидца" пришлись здесь очень кстати. А вскоре я открыл для
себя такого писателя, как Карл Дюпрель, который рассматривал эти явления с
точки зрения философии и психологии. Я раскопал Эшенмайера, Пассавана,
Юстинуса Кернера и Герреса и одолел семь томов Сведенборга.
"Номер 2" моей матери полностью разделял мой энтузиазм, но все
остальные явно меня не одобряли. До сих пор я натыкался на каменную стену
общепринятых традиций, но только теперь в полной мере ощутил всю твердость
человеческих предрассудков и очевидную неспособность людей признать
существование сверхъестественных явлений; причем я столкнулся с такого рода
неприятием даже среди близких друзей. Для них это все выглядело куда хуже,
чем мое увлечение теологией. Мне показалось, будто весь мир выступил против
меня: все, что вызывало у меня жгучий интерес, другим казалось туманным,
несущественным и, как правило, настораживало.
Но чего же они боялись? Этому я не находил объяснения. В конце концов,
в том, что существуют вещи, которые не укладываются в ограниченные категории
пространства, времени и причинности, не было ничего невозможного и
предосудительного. Известно ведь, что животные заранее чувствуют приближение
шторма или землетрясения, что бывают сновидения, предвещающие смерть других
людей, что часы иногда останавливаются в момент смерти, а стаканы
разбиваются на мелкие кусочки. В мире моего детства подобные явления
воспринимались как совершенно естественные. А сейчас я, похоже, оказывался
единственным человеком, который когда-либо о них слышал. Совершенно серьезно
я спрашивал себя: что же это за мир, куда я попал? Городской мир явно ничего
не знал о деревенском мире, о мире гор, лесов и рек, животных и "не
отделившихся от Бога" (читай: растений и кристаллов). С таким объяснением я
был полностью согласен. Оно прибавляло мне самоуважения, я понял, что,
позволяя осознавать, несмотря на всю свою ученость, городской мир довольно
ограничен. Эта моя убежденность была отнюдь не безопасной: я стал важничать,
стал скептичным и агрессивным, что меня безусловно не украшало. Наконец, ко
мне снова вернулись старые сомнения и депрессии, чувство собственной
неполноценности - тот порочный круг, из которого я решил вырваться любой
ценой. Мне больше не хотелось быть изгоем и пользоваться сомнительной
репутацией чудака.
После первого вводного курса я стал младшим ассистентом на кафедре
анатомии, и в следующем семестре профессор назначил меня ответственным по
курсу гистологии, что меня вполне устраивало. Более всего меня интересовали,
причем с чисто морфологической точки зрения, эволюционная теория и
сравнительная анатомия, я также был знаком и с неовитализмом. Иначе обстояло
дело с физиологией: мне были глубоко неприятны все эти вивисекции, которые
производились, по-моему, исключительно в целях наглядной демонстрации. Меня
не покидала мысль, что животные сродни нам, что они не просто автоматы,
используемые для демонстрации экспериментов. Поэтому я пропускал
лабораторные занятия, так часто, как только мог. Я понимал, что опыты на
животных небесполезны, но их демонстрация казалась мне жуткой и варварской,
а главное, я не видел в ней необходимости. Мое чересчур развитое воображение
вполне позволяло представить всю процедуру по одному лишь скупому описанию.