"Карл Густав Юнг. Современный миф (1958) " - читать интересную книгу автора

вестник богов, являющийся "единым" и одновременно "совокуп-

1) Надо сказать, что он отнюдь не является "адептом" НЛО и не знаком с
относящейся к этому явлению литературой (прим. автора).
2) Здесь и ниже я неоднократно обращаюсь к символам средневекового
происхождения, возможно, неизвестным читателю. Необходимые исторические
сведения он сможет найти в некоторых моих работах, в особенности в: С. G.
Jung. Psychologie und Alchemie, 1952 (прим. автора) .
ным" существом. Кроме того, это Hermes katachtonios ("подземная ртуть") -
Дух Земли, излучающий ясность и пылающий жаром, более тяжелый, чем металл,
и более легкий, нежели воздух, отравляющий и исцеляющий, змей и орел. С
одной стороны это панацея, эликсир жизни; с другой стороны он представляет
смертельную угрозу для несведущих. Образованный человек прошлого (в
культурном багаже которого, кстати, содержалась и алхимическая философия;
ее считали даже настоящей "религией лекарей") нашел бы в анализируемой
здесь картине множество скрытых намеков и без труда определил бы ее место в
кругу своих понятий. Что же касается нас, то подобную картину мы
воспринимаем как нечто странное, не поддающееся объяснению; наши попытки
сравнивать или сопоставлять ее с другими явлениями тщетны ввиду того
расхождения, которое существует между сознательной мыслью и бессознательной
интенцией.
В картине запечатлена несоизмеримость двух миров, проникающих друг в
друга, не соприкасаясь. Сеятель, конечно же, засевает своим огнем землю, но
ему безразлично - падают ли "семена" на город или на пустынные окрестности;
для всех земных существ происходящее остается незамеченным. Данную картину
можно сравнить со сновидением, пытающимся втолковать человеку, что, с одной
стороны, его сознание существует в разумном и обыденном мире, но с другой
стороны, в непосредственной близости от него, возникает ночное и призрачное
видение Homo maxim us, "человека величайшего".
Рассматривая гигантскую фигуру сеятеля как зеркальное отображение
личной психологии автора, мы увидим в ней всего лишь нечто вроде
психологического эквивалента брокенского призрака1. Придерживаясь подобной
точки зрения, следует предположить, что художнику присуща мания величия,
вытесненная по причине той тревоги, которую она причиняет своему носителю.
Вся проблема, таким образом, ограничивается патологическим аспектом, а
произведение имеет смысл лишь как "добровольное признание" невротика.
Тревожная мысль об апокалиптиче-

1) Гора Брокен (Гарц) в традиционных представлениях - место, где
разыгрывались мистерии нечистой силы; см., в частности, сцену
Вальпургиевой ночи в "Фаусте" Гёте.

ской ситуации в мире сводится к эгоцентрическим страхам существа,
подверженного тайной и тщательно лелеемой мании величия - страхам, в основе
которых лежит опасение, что воображаемому величию при соприкосновении с
реальностью может быть нанесен ущерб. Так гора рождает мышь, а мировая
трагедия оказывается не более чем комедией жалкого, тщеславного человека.
Трагикомедии и маскарады этого рода известны нам слишком хорошо.
Но у нас нет достаточных оснований для того, чтобы увидеть здесь только
climax a majori ad minus (сведение великого к малому). Мысль о том, что