"Карл Густав Юнг. Введение в религиозно-психологическую проблематику алхимии" - читать интересную книгу автора

о воплощении образца собственными средствами - Deo concedente - в сфере
индивидуальной жизни. Правда, не следует упускать из виду, что даже в ложно
понятом подражании присутствует - при известных обстоятельствах - мощное
моральное усилие, которое, несмотря на то, что подлинная цель не достигнута,
обладает заслугой полной отдачи высочайшей ценности, хотя и представленной
чисто внешне. Вполне вероятно, что кто-то переживает предчувствие своей
целостности именно в своем тотальном усилии и благодаря ему, с ощущением
благодати, которое свойственно такому переживанию.
Неверно понятому, чисто внешнему пониманию "подражания" Христу хорошо
соответствует одно европейское предубеждение, которое показывает разницу
между западной и восточной манерами. Западный человек околдован "десятью
тысячами вещей"; он видит отдельное, он в плену у "Я" и вещи и пребывает без
сознания о глубоком корне всяческого бытия. Зато восточный человек
переживает мир отдельных вещей и даже собственное "Я" как сон и сущностно
укоренен в праоснове, которая притягивает его столь сильно, что его
соотнесенность с миром релятивизирована в степени, для нас зачастую
непонятной. Западная, объективирующая манера склонна к тому, чтобы оставлять
Христа как "образец" в его предметном аспекте и тем самым лишать его
таинственной соотнесенности с внутренним человеком. Это предубеждение дает
повод, например, протестантским интерпретаторам толковать относящееся к
Царству Божьему entoV umwn как "между вами" вместо "в вас". Тем самым еще
ничего не сказано о том, что западная манера имеет силу. Ведь мы и так
убеждены в этом. Зато когда пытаются критически разобраться с восточным
человеком (что вменяется в обязанность именно психологу), то от известного
сомнения можно отделаться лишь с большим трудом. Кому позволяет совесть, тот
может, совершив над собой усилие, решиться и тем самым, может быть
неумышленно, сделаться "arbiter mundi" . Лично я предпочитаю драгоценный дар
сомнения, ибо он оставляет в неприкосновенности чистоту неизмеримого
явления.
Христос-образец взял на себя грех мира. Но если это чисто внешний акт,
то и грех отдельного человека остается внешним, а тем самым этот человек
является фрагментом больше, чем когда-либо, ибо легкомысленное непонимание
открывает для него удобный путь буквальным образом "сбросить на Него" свои
грехи и тем уйти от более глубокой ответственности, что противоречит духу
христианства. Эта формалистика и эта беспринципность не только были одной из
причин Реформации, но имеют место и внутри самого протестантизма. Если
величайшая ценность (Христос) и величайшая антиценность (грех) находятся
вовне, то душа пуста: в ней нет самого низкого и самого высокого. Восточной
манере (в особенности индийской) свойственно обратное: все самое высокое и
самое низкое заключено в (трансцендентальном) субъекте. Благодаря этому
значение "атмана", самости (des Selbst) неизмеримо возрастает. А у человека
Запада ценность самости падает до нулевой отметки. Отсюда происходит общая
для Запада недооценка души. Кто говорит о действительности души, того
упрекают в "психологизме". О психологии говорят в "только"-тональности (im
"Nur"-Ton). Взгляд, согласно которому существуют психические факторы,
соответствующие божественным очертаниям, считается обесцениванием последних.
Было бы кощунством полагать, что религиозное переживание есть психический
процесс; ибо - так аргументируют - оно "не только психологическое".
Психическое есть только природа, и потому оно не может породить ничего
религиозного, как считается. При этом такие критики ни мгновение не