"Гипноз и мировоззрение" - читать интересную книгу автора (Перин Роман)

Глава II. Помешательство или «аномалия» мозга?

Я уже говорил, что колдовством и предсказаниями занимается не мало людей, имеющих разнообразные психические особенности и отклонения от нормы. Понятие «психическая норма» весьма относительно и сводится к так называемой «адекватности поведения». Психологи и психиатры знают, что оказывать сильное воздействие на других людей способные не только специалисты по манипуляции чужим сознанием, но и люди с психическими отклонениями, действующие на интуитивном бессознательном уровне. Обычно это объясняется только их горячностью и фанатичной убежденностью в том, что они говорят или проповедуют. В данном случае я не исключал бы и особенностей строения мозга: чаще их определяют, как аномалии. Современная медицинская аппаратура способна идентифицировать ряд заболеваний на визуальном уровне, т. е. аномалия мозга видна. Это говорит лишь о том, что мозг данного человека имеет некую особенность, которая отличает его от некой «нормы» (исключаем опухоли и иные серьезные заболевания). В таком случае можно предположить, что мозг, действующий как приемник и передатчик, у аномального человека имеет некоторые особенности в своей схеме, т. е. его приемник-передатчик может быть более мощным и работать в более широком диапазоне волн. Отсюда и способность «психически больного» к телепатическим способностям, предвидению и другим свойствам, недоступным или почти недоступным «здоровому мозгу». Как ни странно, но именно сейчас, когда официальная наука так далеко шагнула, – чуть ли не до тупика, мы можем смело рассуждать в этом ключе. А вот сто лет тому назад, признать материалистическую суть колдовства ученые не могли себе позволить, т. к. тогда казалось, что наука может объяснить все. И наука старалась. Но приоритет в объяснении тайн души и сознания оставался за церковью:

«Другим характерным признаком причастия к колдовству считалось, если обвиняемый начинал говорить на незнакомом языке. Здесь дело сводится к нередкому в истерии автоматическому воспроизведению прежних забытых впечатлений из сферы бессознательного. „Одержимые демоном, – замечает Ambrolse Pare, – говорят на незнакомых им языках“.

Монахини из Оксока, среди которых наблюдалась в 1652 г. эпидемия истерии, говорили, по словам современников, на разных языках, а монахини из Лудона (1632) говорили, сами не зная этого, по-латыни и слышали на далеких расстояниях слова, произносимые тихим голосом. За это одни и другие были объявлены одержимыми нечистой силой.

В 1534 г в Риме, в одном женском приюте для сирот, у 80 молодых девушек появились одновременно конвульсии и болезненные представления. Во время припадков они говорили на разных языках, в чем современники усмотрели ясное доказательство того, что они одержимы бесом.

Подобные явления напоминают иногда так называемый перенос мыслей, телепатию. Так, например, шалонский епископ мысленно приказал одной одержимой, некой Parisot, прийти к нему для того, чтобы подвергнуться процессу изгнания дьявола. Parisot, несмотря на то, что жила, очень далеко от епископа, исполнила его приказание. В другой раз этот же епископ велел также мысленно другой монахине, Barthon, пойти в храм и преклонить колени перед распятием, что она в точности исполнила.

В 1491 г. монахини Кямбре, одержимые бесом, отгадывали прошедшее и предсказывали будущее (такие случаи известны в каждом народе и даже в самых диких племенах – Р.П.). В Нанте в 1549 г. были сожжены семь находившихся в экстазе женщин, которые утверждали, что знают все, что случилось в городе во время их припадков. Jeanne d'Arc (сожженная на костре как колдунья), предсказывала будущее; она говорила, что в битве ею руководит ангел. Заслуживает внимания то обстоятельство, что она никогда не имела менструаций, что на суде было истолковано совсем не в ее пользу.

Столь ужасные преследования колдуний отчасти были обязаны признаниями самих же истеричек, которые под влиянием галлюцинаций, большею частью эротического характера, утверждали, что имели сношения с дьяволом, забеременевали от него и посещали шабаш ведьм.

Взгляд, будто дьявол, овладев девушкой, непременно ее насиловал, был причиной очень распространенного испытания в колдовстве, то есть исследования девственности у обвиняемых.

Jeanne Herviller, сожженная в 1578 г. в Рибмонте, утверждала перед смертью, что она находилась в связи с дьяволом, начиная с 12-летнего возраста, и когда он является в монастырь, то выбирает себе жертвы между самыми молодыми девочками.

Настоятельница Madleine из Кордовы, считавшаяся величайшей святой своего времени, благословения которой добивались сам папа и король испанский, чуть не была сожжена живою и едва не лишилась всех своих духовных отличий за то, что однажды вдруг объявила себя любовницей одного падшего ангела, с которым она будто находилась в связи в течение 13 лет.

В 1550 г. почти все монахини монастыря в Ubertet'e после сорокадневного абсолютного поста сделались жертвами дьявола: начали богохульствовать, говорили всякие несообразности и в судорогах падали на землю.

В 1609 г. урсулинки в Э (Aix) объявили, что были околдованы и изнасилованы своим настоятелем, который был за это сожжен.

В Лотарингии одна женщина по имени Атёге была привлечена к суду за то, что, околдовав одного ребенка, была причиной того, что он выпал из окна. Под пыткой она призналась, что находится в связи с дьяволом, изображение которого она даже указала в одном месте на стене к великому ужасу судей, ничего, однако, не видевших.

Amoulett Defrasne из Валансьена обвинялась в том, что своим колдовством погубила многих женщин. Сперва она упорно отрицала свою вину, но потом под пыткой созналась, что действительно занималась колдовством и что дьявол явился ей 15 лет тому назад и с того времени сделался ее любовником.

Легенда о шабаше была также обязана своим происхождением эпидемии галлюцинаций, появлению которых благоприятствовали бывшие тогда в ходу среди женщин натирания белладонной и тому подобными сильнодействующими средствами, вызывавшими галлюцинации и известное состояние опьянения. На одной гравюре XVI столетия изображены две женщины, из которых одна натирается подобной волшебной мазью, в то время как другая поднимается верXOM на метле из трубы (Regnard, Les Sorcieres. Bulletin de Association scien-tifique, 1882).

Если обвиняемая в колдовстве женщина не сознавалась в своём преступлении, то ее бросали в ужасную темницу, подвергали всевозможным пыткам и допросу, производившему на нее давление и действовавшему подобно внушению. Под влиянием всего этого она сознавалась прежде всего в посещении шабаша ведьм, который и описывала самым подробным образом. Так, Francoise Sac-retan, посаженная в тюрьму по подозрению в колдовстве, сперва упорно все отрицала, потом, однако, призналась, что находилась в связи с дьяволом, многократно посещала шабаш, куда отправлялась верхом на белой палке, участвовала в танцах, била по воде палкой, чтобы вызвать град, и отравила многих лиц данным ей дьяволом порошком (Richet).

De Lancres, наиболее компетентный знаток колдовства в XVII столетии, пишет: „Обыкновенно женщины, посещающие шабаш, ведут хороводы; они бегут и скачут с распущенными, как у фурий, волосами, с обнаженными головами, совершенно голые, покрытые иногда мазью. Они ездят верхом на метле, скамье или ребенке“.

Regnard следующим образом описывает галлюцинации насчет шабаша ведьм: „Шабаш происходит обыкновенно в кустарнике, на каком-нибудь кладбище или же в покинутом монастыре. Отправляясь на этот шабаш, колдунья должна была натереться мазью, данной ей дьяволом (белладонной), произнести несколько заколдованных слов и затем сесть верхом на метлу. Прибыв на место, ведьма прежде всего должна была показать, что на ней есть печать дьявола (Stigmata diaboli) в порядке, как это воспроизведено Teniers на одной из его картин. После этого она отправлялась на поклон к дьяволу, чудовищному существу с головой и ногами козла, с огромным хвостом и крыльями летучей мыши“.

Обстоятельством, еще более способствовавшим распространению паники, был кантагиозно-заразительный характер подобных истерических эпидемий, что считалось, конечно, делом ведьм. Так, эпидемии наблюдались в Эльзасе в 1511 г., в Кельне – в 1564, в Савойе – в 1574, в Тулузе – в 1577, в Лотарингии – в 1580, в Юре и B Бранденбурге – в 1590 и, наконец, в Берне – в 1605 г.

Хотя колдовство было не что иное, как истерия или истероэпилепсия, но ни одно другое патологическое явление психического мира не поражало так сильно человеческое воображение. Особенно сильное впечатление производило удивительное обострение духовных способностей, столь часто наблюдаемое во время эпилептических припадков. „Нет теолога, – писал Boguet, – который мог бы толковать Священное Писание лучше эпос колдуний, юриста – более их компетентного в духовных завещаниях, контрактах и всевозможных жалобах; наконец, нет врача, который лучше знал бы, чем они, строение человеческого тела, влияние на него неба, звезд, птиц, рыб и деревьев и пр. и пр. Они могут по произволу производить холод или тепло, останавливать течение рек, делать бесплодной землю, убивать скот и, особенно, околдовывать других людей и продавать их дьяволу“.

Особенно боялись повивальных бабок, занимавшихся колдовством, так как они могли легко передавать во власть дьявола новорожденных.

Жестокость мер, которые принимались для искоренения колдовства, лучше всего свидетельствует о том ужасе, какой оно внушало. В Тулузе сенат осудил в 1527 г. на сожжение 400 колдуний. Da Lancie, президент парламента в Бордо, послал на костер в 1616 году множество женщин и жаловался на то, как это страшно, что в церкви лают по-собачьи более 40 женщин. Gray сообщает, что по постановлению парламента в Англии было сожжено разновременно более 3000 лиц, обвинявшихся в занятии колдовством. В 1610 году герцог Вюртембергский приказал магистратам предавать сожжению каждый вторник по 20–25, но отнюдь не меньше 15 колдуний. Во время Иоанна VI, курфюрста Трирского, ожесточение судей и народа против ведьм дошло до того, что в двух селениях остались в живых только две женщины.

Boguet хвастал, что он лично сжег в своей жизни более тысячи колдуний.

В Валери, в Савойе были сожжены в 1570 г. 80 ведьм, в Лабурде в 1600 году в течение четырех месяцев – тоже 80, а в Лагроно в 1610 г. – пять». (Цит. по: Ломброзо Ч., Ферреро Г. Женщина преступница и проститутка. «АВАН-И», 1994). Отметим, что Лоброзо является автором книги «Гениальность и помешательство», в которой отмечает нередкую связь обоих явлений.

Почти любой практикующий психиатр может поведать истории о способностях «больных», которые не вписываются ни в какие научные рамки. Один мой знакомый психиатр уже на протяжении более тридцати лет ищет ответа на следующий феноменальный случай. В 1963 г., в день его дежурства в психбольнице, поступил психически больной. Во время их задушевной беседы тихо работало радио, и вдруг диктор сообщает, что в США совершено покушение на жизнь президента Кеннеди. Пациент не замедлил прокомментировать «срочное сообщение ТАСС». Доктор от больного узнал, что Кеннеди убит, как убит и при каких обстоятельствах, подробностей было столько, что возникало впечатление его личного присутствия в Далласе. Самым поразительным оказалось то, что некоторые подробности покушения стали официально известны только через несколько дней расследования, а некоторые через несколько лет. На вопрос: «Откуда вам это известно?» (тогда он еще из уст врача звучал с иронией), пациент ответил, что он все это видел, то ли во сне, то ли в трансе. Как видим, способности людей «с аномалией» сканировать информацию на большом расстоянии сохранились. Великие музыканты утверждали, что они не сочиняют музыку, а всего лишь записывают то, что слышат «сверху». Моцарт никогда не вел черновых записей, все писалось сразу набело. Подавляющее большинство гениев своей эпохи от Аристотеля, Платона, Вальтера и до наших дней единодушно отмечали, что гениальное и великое создается на интуитивном уровне, в состоянии некой прострации или, как говорят сегодняшние исследователи тайн работы мозга, в состоянии «измененного сознания». Именно это состояние стало предметом пристального изучения всех институтов мира, специализирующихся в этой области. Феномен гениальности давно не дает покоя ученым. Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство» пишет: «Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже». Ломброзо пытается объяснить все помешательством, но это явно однобокий взгляд на феномен. Ведь состояние влюбленности тоже легко классифицируется как умопомешательство: бессонница, потеря аппетита, стихосложение, воспаленный мозг и блеск в глазах. Когда человек утрачивает объект своей любви, он сразу же опускается «ниже», его душа уже не поет. Именно это и происходит с творческими натурами, когда они заканчивают произведение или оставляют его. Не зря давно подмечено людьми творчества, что произведение считается удачным, если автору кажется, что это не он его создал. На феномен творческого процесса в свое время обратил великий ученый Иван Павлов. Он попытался проследить весь процесс при решении очередной научной задачи. Он запомнил исходную точку и конечный пункт решения. А вот весь процесс в его памяти не зафиксировался. Все дело в том, что когда требуется решать глубинные научные или художественные задачи, когда ученый или художник становится первопроходцем, тогда подключается к процессу более мощный аппарат – подсознание и все сложные мыслительные и иные неведомые нам явления происходят именно в нем. Поэтому сознание, отвечающее за акт формального логического мышления, не фиксирует работу подсознания, т. к. оно ему не подчиняется.

Если принять воззрения Ломброзо об обязательном сопровождении гениальности помешательством, то тогда остается вопрос, почему же среди психически больных 99 % простых смертных. Статистика явно не в пользу концепции Ломброзо. К тому же, нельзя зацикливаться на гениях творческого ремесла: многие из них в силу специфики «не от мира сего». Не меньше гениев и в области чистой науки, где не нужна экзальтация. Там тоже не мало научных открытий характеризуются учеными как внезапное «озарение». Но эти люди с точки зрения психиатрии абсолютно здоровые люди. Поэтому правильнее говорить об «аномалии» мозга у великих людей, чем о их помешательстве. Но термин «аномалия» применим только исходя из того, что мозг этих людей может работать «не так», а качественнее и продуктивнее, чем у подавляющего большинства, по которому и устанавливался в соответствии с принципом «демократии» эталон условной нормы.

Виднейший математик XX в. А. Пуанкаре, который занимался и изучением проблем научного творчества, говоря о «бессознательной работе мозга», писал: «Что же такое открытие в математике? Оно состоит не в том, чтобы создавать новые комбинации из уже известных математических фактов. Это мог бы сделать любой, но таких комбинаций было бы конечное число, и абсолютное большинство не представляло бы никакого интереса». Пуанкаре даже в такой точной и жестко рассудочной науке, как математика, отдает должное бессознательной работе интеллекта.

Всемирно известный русский ученый Владимир Вернадский (1863–1945) так оценил роль мистического: «В истории развития человечества значение мистического настроения – вдохновения – никогда не может быть оценено слишком высоко. В той или иной форме оно проникает всю душевную жизнь человека, является основным элементом жизни».

Считаю нужным вернуться в контексте вышесказанного к ныне активно изучаемому феномену «состояние измененного сознания» и проиллюстрировать его на собственном примере. Я, как и многие, в юности писал стихи. Процесс вымучивания стихов, мне был почти незнаком, т. к. ко мне они приходили сами и даже редко требовали шлифовки. Но зато я очень хорошо помню, что перед появлением музы, мое сознание действительно изменялось. Барьер между неким сознанием и неким подсознанием исчезал, слово и образ возникали из ниоткуда:

Последнее стихотворение я написал в 25 лет и больше ни одного написать не смог. Ко мне уже не приходило то чувство измененного сознания, когда строки являлись сами. В дальнейшем я только научился эксплуатировать свой мозг, пытаясь приблизиться к тому состоянию творческого откровения. Я не думаю, что ученым удастся докопаться до механизма творческого откровения сознания и иных «аномалией» мозга и психофизических загадок человека. Современное человечество «слишком величественно» в своем ничтожестве. И постоянная тяга ученых подержать Господа-Бога-Природу за одно место, яркое проявление тщеславия, над которым неведомое нам всё посмеивается, как мудрец над малыми детьми, разбирающими заводную игрушку с желанием посмотреть, что же у нее внутри. Конечно же, человечество не остановится в своем, т. н. «прогрессе», в своем «слишком человеческом», оно обязательно себя угробит в постоянной погоне за созданием «протезов», ничтожно и извращенно копируя Бога-Природу. Может, Ницше не так уж и был далек от истины, называя человека «больным животным». Но в тоже время Ницше предложил и выход для человечества, сказав от имени Заратустры: «Человек есть нечто, что должно преодолеть. Что сделали вы, дабы преодолеть его?» В контексте наших рассуждений эти слова приобретают свой истинный смысл…