"Норберт Юрецко, Вильгельм Дитль. Условно пригоден к службе " - читать интересную книгу автора

запомнилось, что он всегда носил один белый и один коричнево-красный
ботинок. Никто не знал почему, и никто не рискнул спросить. По подразделению
циркулировали разные теории. По одной из гипотез, у него вообще было всего
две пары обуви. По другой версии, это был его отличительный признак еще с
берлинских времен. По третьей, у Бенсберга просто был маразм, и он сам не
замечал, что носит два разных ботинка. Однажды я все-таки спросил его. Ответ
был прост и понятен.
Из-за мучивших его хронических мозолей он во время одного из своих
путешествий на Кипр заказал для больной ноги специальный ботинок.
Единственная кожа, достаточно мягкая и эластичная, была, однако, белой. Это
ему не мешало. А то, что он купил только один ботинок, было связано уже с
его сказочной скупостью. Это вполне соответствовало слухам, что он ради
экономии якобы запретил своему восемнадцатилетнему сыну пользоваться душем
каждый день. А во время служебных совещаний обычно грыз только одно - и то
уцененное - вчерашнее пирожное.
Однажды меня направили дежурить на телефоне и заменить нашу секретаршу.
Тогда я увидел через широко открытую дверь, как Бенсберг опустошает стальной
сейф. Он вытащил несколько заграничных паспортов и разных удостоверений,
потом пачки денег: немецкие марки, доллары, швейцарские франки и прочие
валюты. Дядюшка Бен начал их пересчитывать. На глаз я с расстояния пары
метров оценил кучу марок в как минимум триста тысяч.
Внезапно вошел Димитрофф, увидел считающего Дядюшку Бена и сразу
развернулся и вышел. Он прошептал мне: - Ну что, он снова пересчитывает? Я
пошел за ним до двери и спросил, что это за деньги. Димитрофф этого тоже не
знал, но заметил, что тут всего наберется больше миллиона немецких марок.
Это он знал от самого Бенсберга. Димитрофф простился со мной со словами: -
Не думайте, что Бенсберг устроил весь этот спектакль со строительными лесами
и нашим подразделением из-за того, что боялся за наши секреты. Он боится
только за свои деньги. Он сам мне так сказал.
За второй год моей службы в ганноверском отделе одно кадровое изменение
следовало за другим. Сначала на пенсию ушел Бенсберг. Это произошло тихо и
незаметно. Короткое прощание за чашкой кофе. Никаких речей, никаких наград,
ничего. На следующий день его уже не было. Никто не догадывался, сколько он
нам еще доставит хлопот.
Вместо дядюшки Бена прибыл Лукас. Маленький, невзрачный, очень
спокойный и тихий человек. Он хорошо отработал свое в ближневосточном отделе
и по собственному желанию был переведен к нам в Ганновер. В близлежащем
городке Целле жила его старая больная мать. Отсюда ему легче было о ней
заботиться. Лукас по знаниям и опыту был намного выше уровня, необходимого
для этой работы, находился явно не на своем месте. Мы ценили в нем то, что
он был честен и искренен с нами.
Когда Бенсберг ушел, Димитрофф увидел знамения времени. Он начал
интриговать за спиной нового шефа и собирал "очки" в Мюнхене. В качестве
поощрения ему через полгода удалось стать оперативным офицером-агентуристом.
Он курировал связников в Федеральной пограничной службе БГС
(Bundesgrenzschutz, BGS) на внутригерманской границе. Это льстило ему,
старому пограничнику.
На место Димитроффа прибыла госпожа Рат из нашего управления в Мюнхене.
Она еще там курировала поток донесений из Ганновера. Без промедления она
двинулась по стопам Димитроффа. При каждом удобном случае она старалась