"Зиновий Юрьев. Люди и слепки" - читать интересную книгу автора

- Надеюсь, вы простите меня за слегка покровительственный тон, -
продолжал он, - но все-таки я ведь старше вас.
Должно быть, он заметил мой недоверчивый взгляд, потому что добавил:
- И не на год или два. Я старше вас, мистер Дики, на двадцать один год.
Вам, если я не ошибаюсь, тридцать шесть, а мне в мае исполнилось пятьдесят
семь.
В обычное время я бы, скорее всего, рассмеялся. Если этому человеку
пятьдесят семь, мне вполне могло быть, скажем, сто пятьдесят. Или даже
двести пятьдесят. Но с другой стороны, я не мог и не хотел подвергать
сомнению ни одного слова доктора Грейсона.
- Я хотел, чтобы вы извинили меня за некоторое неудобство, которое мы
вам причинили. Разумеется, пробыть в сурдокамере с ломаным ритмом почти
месяц...
"Почти месяц"... - эхом отозвалось у меня в голове.
- ...не очень-то приятная штука, но поверьте, это было необходимо.
И я поверил! Правда, какой-то крохотный участок моего мозга отметил
странность слов доктора Грейсона, но я не мог, не хотел спорить с
человеком, который воплощал собою спасение от безумия, от небытия. Да и
какое значение имело, сколько и зачем я пробыл в темной сурдокамере, если
все это осталось где-то в далеком прошлом.
- Надеюсь, мы будем друзьями... - улыбнулся доктор Грейсон.
- Конечно, доктор, - расплылся я в широчайшей улыбке от переполнявшего
меня чувства, в котором смешались и благодарность, и горячая любовь, и
просто щенячий восторг от прикосновения хозяйской руки.
- Ну и прекрасно... А вы догадываетесь, где вы находитесь?
- Нет, - покачал я головой. Отцы-программисты, какое это имело
значение, если можно было разговаривать с доктором Грейсоном.
Доктор испытующе посмотрел на меня и удовлетворенно кивнул. "Должно
быть, я ответил хорошо, не огорчил его", - подумал я. И опять какой-то
контролер в моей голове попытался было сдержать напор этих
восторженно-собачьих чувств и слов, но оказался слишком слаб. "Это не ты,
- пищал он. - Это не Дин Дики. Ты не можешь ложиться на спину и
размахивать лапками перед человеком, который месяц держал тебя в одиночном
заточении".
Но я не слушал этих слов. Они казались мне бесконечно малозначащими.
Комариный писк в захлестнувшем меня благодарственном хорале.
- Ну, дорогой Дики, выгляньте еще раз в окно. Пока оно было закрыто,
работал кондиционер. Сейчас он выключен. Какие вы можете сделать выводы на
основании температуры и ландшафта?
- По-моему, здесь очень тепло и влажно, - неуверенно сказал я и
обернулся к доктору Грейсону, стараясь по его выражению догадаться,
правильно ли я ответил. Мне казалось, что ошибка может расстроить доктора,
и сама мысль о такой возможности наполнила меня ужасом.
- Верно, верно, - он подбодрил меня кивком головы, и я уже смелее
продолжал:
- Скорей всего, мы где-то в тропиках. Я определяю это и по влажной
жаре, и по вашему загару.
Действительно, лицо и руки доктора Грейсона были покрыты коричневым
загаром. Но только я произнес это слово, как вспомнил, что такой же загар
был у Генри Клевинджера. О загаре говорила и Кэрол Синтакис. Мне очень