"Виталий Забирко. Галактический хищник" - читать интересную книгу автора

парализатор.
Тхэн посмотрел на меня долгим неподвижным взглядом, а затем,
повинуясь, вернулся в лагерь и вновь уселся на землю.
Полдня я, тщательно и не торопясь, упаковывал экспедиционное
снаряжение в тюки. Аккуратность и скрупулезность - одни из основных черт
моего характера. Кроме того, неспешная работа отвлекала и успокаивала
возбужденную нервную систему. Я чувствовал, что сегодня вечером все должно
решиться. Или - или. Или я поймаю млечника, или...
Зато Тхэн стал проявлять признаки беспокойства. Он уже не столь
пристально следил за мной. Вставал, снова садился, нервно прохаживался по
берегу, поглядывал на реку, но больше, задирая голову, - на небо. И мне
казалось, что в его безразличных глазах появилась тоска. Пустой, лишенный
сознания мозг пиренита не давал млечнику пищи. Психо-фаг метался в нервной
системе Тхэна, как в западне.
Нервы пошаливали и у меня, хоть я и выпил с водой лошадиную дозу
тонизатора. Упаковав практически все снаряжение, кроме светильника
автоматического сачка, я забрался под тент, но находиться там без дела не
смог. Еще задолго до наступления вечера вылез из-под тента и попытался
приготовить ужин. Но, как всегда бывает перед каким-нибудь ответственным
делом, что-то случается. Мизерное, незначительное, словно специально
происходящее для того, чтобы вывести человека из равновесия. По принципу
ложки дегтя в бочке меда.
Моя СВЧ-печь отказалась работать. Полчаса я потратил на то, чтобы
выяснить причину неисправности, но так и не понял, в чем дело. Зато
вспомнил, что млечник относится к СВЧ-излучению точно так же, как к потоку
фотонов. И хотя печь была экранирована, видимо, она все-таки досаждала
психофагу, так как в простую поломку я не верил.
Попытавшись настроиться на философский лад - чему быть, тому не
миновать, - я развел костер, повесил над ним чайник и поужинал консервами.
Тхэн есть отказался - понятно, не та пища нужна млечнику, а на
физиологические потребности материальной оболочки, в которой он находился,
ему было наплевать. Впрочем, в прямом смысле слова он вряд ли умел это
делать.
Вода в чайнике никак не хотела закипать. То ли я слишком высоко
повесил его над огнем, то ли просто не умел разводить костер. Но спешить
мне было некуда, и я терпеливо сидел у костра, изредка подбрасывая в огонь
сухие ветки. Главное сейчас - сохранять спокойствие. Ибо, следуя теории
невезения, за ложкой дегтя в бочке меда непременно следовало падение
бутерброда маслом вниз. Хотя я всегда относился к последней сентенции с
некоторым предубеждением: скажите, пожалуйста, кто будет есть бутерброд,
даже если он упадет на землю маслом вверх?
Вода закипела с наступлением сумерек, когда я, наконец, не жалея,
подбросил в огонь большую охапку хвороста. Совершенно неожиданно в лагерь
вернулись долгоносы. Ноги у них подкашивались; они жалобно скулили и жались
поближе к костру. На спине у одного долгоноса я заметил глубокие борозды от
когтей тигра. Только долгоносое мне сейчас и не хватало! Я швырнул в них
горящей головней, долгоносы шарахнулись в сторону, но далеко не ушли.
Осторожно прихлебывая из кружки горячий чай, я проводил взглядом
быстрый экваториальный закат Пирены. С наступлением вечера Тхэн успокоился,
сел на землю, а когда на небе высыпали звезды, наконец открыл рот.