"Виталий Забирко. Дикая тварь из дикого леса" - читать интересную книгу автора

ломая ветви, канул с огромной высоты в сумрак Дикого Леса. С пробитой
головой и переломанными ногами. Но остался жив.
Стрелок и Пилот приземлились нормально.


...И привиделись ему заболоченные джунгли в дельте Насси на Душной
Малаге, с рыжим едким туманом, разъедающим кислородные маски, с бурлящими
топями, изрыгающими этот туман, с огромными деревьями, ломающиеся с
оглушительным треском от топота ногокрыла, с диким хохотом аррианской совы.
Привиделись гнёзда ногокрыла, сплетённые из живых, смрадно дышащих спитар,
облепленных анабиозной глиной, и сами птенцы, жёлтые и пушистые, скулящие и
царапающиеся. Привычным движением он скручивал их длинные мохнатые шеи,
обрывал крылья, пух и поедал птенцов прямо у гнезда, не отходя, не потроша,
просто сырыми. Он ел их, не насыщался, и снова искал светящиеся гнёзда в
гнилых, булькающих болотах, а где-то совсем рядом стонал и метался, круша
деревья, обездоленный, убитый горем ногокрыл, а за сетью лиан, за дымкой
слоистого, шевелящегося тумана, прятались, смотрели на него жуткими
зрачками пульсаторов благовоспитанные егеря из "Лиги защиты возможно
разумных животных"...


Капитан очнулся и увидел, что лежит ничком, уткнувшись лицом в ворох
влажной, гниющей листвы. В юности, пока его не призвали в республиканские
легионы, он действительно браконьерствовал в проклятых парных болотах
Душной Малаги и загребал валюту лопатой - взбесившиеся с жиру нувориши
Республиканского Союза платили несусветные деньги за тушку свежего,
молочного птенца ногокрыла, чтобы отведать экзотического блюда, дарующего
по поверью здоровье и долголетие. Но всё это давно прошло, кануло в Лету,
после того дня - Судного дня!, - когда им всё же не повезло, и они
нарвались на засаду. В лицо полыхнула раскалённая молния интегратора, и
Траппер, старый Траппер, его напарник, с чёрной, обугленной дырой посреди
лба плюхнулся в жёлтую зловонную жижу. И она, удовлетворённо чавкнув,
заурчала... Егеря потом долго искали тело, слышно было, как они тяжело
бухают сапогами где-то рядом, у самого схрона, глухо переговариваются,
матерятся, а он, затаив дыхание, зажав клапан респиратора, чтобы тот не
хрипел, лежал, зарывшись в гниющий ил, скрючившись между корягами, и
старался не обращать внимания на точивших кожу пиявкочервей...
Превозмогая слабость, Капитан с трудом перевернулся на бок. Боль в
сломанных ногах на мгновение помутила рассудок, но сознания он не потерял.
В сумраке леса царили глухая тишина и мёртвая неподвижность. Сладким
дурманом тлена кружила голову прелая листва; влажные испарения почвы,
конденсируясь где-то вверху под пологом леса, срывались на лицо мелкими,
почти неощутимыми, тёплыми каплями безвкусных слёз. Сумрак съел глубину
леса, и Капитан видел только фиолетовую мглу, да ближайший ствол огромного
дерева, хищной пятернёй заскорузлых корней впившегося в почву. Статичность
мглы, густой вязкий воздух и монотонный, почти неслышный шорох капели
предсмертной тоской гипнотизировали Капитана. Взгляд его остекленел, и он
отрешённо стал ждать смерти.
И она пришла. Пришла в виде чёткого пятна чернильной могильной тьмы,
сконденсировавшейся на корнях дерева Дикой Тварью Дикого Леса. И настолько