"Виталий Забирко. Жил-был кудесник" - читать интересную книгу автора

категорически воротившей нос. Выбросить же на улицу привередливое животное
у меня рука не поднималась. Выросшая в квартире и видевшая улицу только из
окна, кошка просто не выжила бы в нашем безумном мире при полном отсутствии
объедков в мусорных баках.
Нужно было менять своё поле деятельности, но, пару раз наведавшись на
биржу труда, я оставил надежду найти работу по специальности.
Многочисленным совместным предприятиям, коммерческим структурам и им
подобным организациям требовались исключительно грузчики. Зарабатывали
грузчики относительно неплохо - во всяком случае, голодать нам с кошкой не
пришлось бы, - но идти на такую работу я не хотел. И не мог. Не потому, что
был хил - как раз здоровьем природа меня не обидела, - а потому, что
переводить свои жизненные рельсы на чисто физиологическое существование мне
не позволяло моё сознание. Какой-никакой интеллект у меня всё-таки был, а
работа грузчика его напрочь отвергала. Или наоборот. Как моя кошка - хлеб.
То есть, уходить в грузчики было для меня равносильно самоубийству. Что,
кстати, гораздо проще сделал один из моих сослуживцев, выбросившись из
окна. Но для столь радикального решения я был трусоват.
В этот вечер, купив после работы хлеб и кефир, я вернулся домой,
накормил кошку, сменил ей песок в ящике и уселся перед телевизором. И тут
понял, что больше так не могу. Тупое созерцание экрана ничем не отличалось
от бездумных трудовых будней грузчика. Мозг требовал своё. Интеллект не
хотел умирать ни на физических работах, ни у телевизора.
Я сел за пишущую машинку и вставил чистый лист бумаги. Кошка привычно
взгромоздилась на мои колени и стала заглядывать мне в глаза. Понимала она
меня, как никто. Не будь её, может, и я выбросился бы из окна.
Впервые я сел за пишущую машинку, не имея ничего за душой. Обычно
сюжеты в моей голове появлялись как джинн из бутылки - готовыми и полностью
сформировавшимися, - и на их схематический скелет оставалось лишь нарастить
литературное мясо. Впрочем, всё это ложь и лукавство - литературное
творчество сделало из меня неплохого аналитика, в достаточной степени
разбирающегося не только в психике своих героев, но и в своей собственной.
На самом деле я долго вынашивал в себе ту или иную идею, кружа в переносном
смысле вокруг письменного стола порой несколько месяцев. И только затем
сюжет действительно возникал спонтанно, со стремительностью кристаллизации
переохлаждённых расплавов. Хотя иногда новый сюжет, а то и несколько,
возникали в сознании во время написания очередного произведения. Но на сей
раз я действительно был пуст. Одно желание теплилось во мне - создать
что-то чистое и светлое, в противовес окружающей действительности.
Молодые авторы часто жалуются, что их герои где-то в середине
произведения начинают жить своей жизнью и перестают слушаться своего
создателя. По замыслу автора герой должен поступить вот так, а он (герой,
то есть) хочет вот этак. И, мало того, так и поступает, словно водя рукой
автора, вопреки его воле. Объясняется это прозаично: молодому автору не
хватает элементарной практики литературного ремесла, ошибочно принимаемого
многими за мастерство. Если герой не слушается автора, значит он (теперь
уже автор) не сумел создать такую правдоподобную психологическую обстановку
для героя, в которой бы герой чувствовал себя комфортно и поступал согласно
замыслу. Когда я пытался это объяснять начинающим литераторам, то,
зачастую, натыкался на глухую стену непонимания. Литераторы, как правило,
чрезвычайно себялюбивы и амбициозны в своих заблуждениях. Они либо