"Александр Задорожный, Дмитрий Близнецов. Благородная работа " - читать интересную книгу автора

планеты, когда началась война. Перемудрил в надежде урвать на обстоятельствах
солидный куш. И вот Лис пойман в собственной норе, но он вырвется отсюда, во
что бы то ни стало вырвется.
- Эй, Лис, - раздался сзади голос, - долго нам еще трястись в твоем
дерьмовозе так ла уголовном жаргоне назывались полицейские геликоптеры?
Хац повернулся к говорившему.
- На этот раз здесь действительно полно дерьма. В салоне вертолета сидели
еще шесть человек, с которыми Хаца свела судьба. Всех их он знал по прежней
работе. Грязного коротышку с засаленными волосами по кличке Вшивый он сажал
семь раз. А здоровяк с бритой головой и безобразно накачанными мышцами,
выпирающими из-под зеленой майки, по кличке Фугас и его друг Нукак до сих пор
считаются в розыске. Посреди них выделялся голубой мундир вневедомственной
охраны капрала Леона. С капралом до недавнего времени Хац был знаком меньше
всего. Задавший же вопрос человек со своим компаньоном комиссару были известны
лучше всех.
Главарь самой жестокой банды города "Адские братья" Черный Аббат и его
правая рука - Кривой Ларри, получивший свою кличку из-за изуродованного лица,
на котором остался лишь один правый глаз. Они оба ожидали в городской тюрьме
исполнения смертного приговора, когда началось наступление войск Штиха на
Блаусен и город захлестнула анархия. Именно тогда, в тюрьме, в камере
смертников, Моисей Хац заключил с ними дьявольский договор.
В памяти комиссара всплыл тот солнечный воскресный день, когда он позвонил
в двери дома мэра города, своего хорошего знакомого. Моисей Хац раньше часто
бывал у мэра в гостях, и его здесь хорошо знали. Сынишка мэра Джони называл
комиссара дядей и очень любил играть с его полицейским значком, а двум
сестренкам-двойняшкам Лоле и Лине нравилось, когда дядя Хац рассказывал
полицейские истории. Он часто их рассказывал вечерами, сидя за чашкой чая, и,
хотя все сюжеты были очень похожи на сценарии сериалов, идущих по телевизору,
слушали его затаив дыхание. Поэтому когда в тот воскресный день он позвонил, то
ему сразу открыли дверь.
Дворецкий Жан так и не понял, что произошло, когда удавка стянула его
горло. Лицо его побагровело, из открытого рта вывалился синий язык, и
добродушный преданный Жан медленно опустился на пол возле открытых дверей, где
он провел большую часть своей жизни. Аббат с кривой усмешкой скрутил удавку и
положил ее в кармашек своей жилетки. Путь был свободен. Банда проникла в дом.
Хац не хотел смотреть, что будут делать Аббат и его люди. Он закрыл дверь и
остался возле тела Жана. Холодный пот заструился под мышками, проступив темными
пятнами на белой рубашке. Сверху раздались женские крики и шум падающих
стульев. Потом Хац услышал вопль: он прозвучал зловеще тихо, но Хацу
показалось, что он слышит его целую вечность, пока тот не прервался булькающими
звуками. Озноб побежал по телу комиссара - это был крик мэра. И тут он услышал
Аббата:
- Хац, иди сюда...
От этого голоса веяло могильным холодом и дыханием смерти. Все существо
Хаца воспротивилось, он захотел бросить все и бежать прочь, как можно дальше от
этого места, от этого голоса. Но этот голос!
- Хац, иди сюда... - Он манил к себе, притягивал, подчинял, и Хац с ужасом
осознал, что он уже поднялся по лестнице и направляется в гостиную.
Тела мэра и его жены лежали вместе посреди комнаты в алой луже крови. У
них были перерезаны горла.