"Николай Алексеевич Задонский. Донская либерия " - читать интересную книгу автора

Петр чем-то обидел гордого атамана, и вскоре поднял он на царя и бояр "всех
казаков и черный люд", долго и успешно воевал за вольность, а затем,
преданный своим другом, застрелился.
Несмотря на то, что со времени Булавинского восстания прошло свыше двух
столетий и устные рассказы о его вожде дополнились всяческим вымыслом,
народная память все же очень любовно хранит героический облик Кондрата,
"ставшего за народ" в те далекие, тяжелые времена.
Совсем другая, весьма неблагоприятная характеристика вождя одного из
крупнейших народных восстаний была мною обнаружена в письменных и печатных
документах, знакомство с которыми я начал в тридцатых годах по задонским и
воронежским архивам. В библиотеке некогда знаменитого Задонского монастыря я
нашел много всевозможных документов, в которых Булавинское восстание
обрисовывалось как бунт против петровских реформ, поднятый на Дону беглыми
стрельцами и раскольниками. Святейший синод прямо предлагал духовенству
"рассматривать булавинский бунт как именно раскольническое движение".
А воронежские историки Дольник и Второв, работавшие в середине прошлого
столетия над местными булавинскими документами, определяли причины восстания
следующим образом: "Во время тяжкой борьбы Петра Великого со шведским
королем Карлом XII Мазепа, гетман малороссийских и запорожских казаков,
прельщенный обещаниями Карла и в надежде сделаться независимым владетелем,
изыскивал средства к привлечению на свою сторону донских казаков. Не смея
еще действовать открыто, он тайно избрал в соумышленники донского походного
атамана Кондратия Булавина, который тогда охранял границы со стороны Донца и
города Бахмута, где донское войско имело соляные варницы. Булавин под тайным
покровительством Мазепы набирал в Малороссии и Запорожье всякую сволочь,
отсылая их в свои отряды, скрывавшиеся в степях за Миусом..."
Подобные свидетельства на первых порах сильно смущали. Герой моих
детских лет обрастал бородой раскольника, и меркла слава его, когда думалось
о возможной близости атамана с предателем гетманом. Впрочем, как только я
получил возможность ознакомиться с булавинскими материалами, хранившимися в
центральных архивах, стала ясна лживость вышеприведенных свидетельств.
Царь Петр, укреплявший государство в интересах помещиков и
нарождавшегося российского купечества, первым понял, что жестоко подавленное
им народное восстание, имена его вождей будут долгие годы возбуждать
вольнолюбцев, и поэтому принял меры к тому, чтоб скрыть правду о размахе
восстания и чтоб "о злом воровстве донских казаков" вообще поменьше
говорили. Петр не разрешил даже воронежскому епископу предать Булавина
анафеме, справедливо полагая, что эта поповская затея будет вызывать
излишние и опасные толки в народе.
После Петра правительство продолжало замалчивать антикрепостническую
сущность Булавинского восстания, умышленно стараясь очернить личность
Кондратия Булавина, производя его и в "дурня", и в "раскольника", и в
"агента Мазепы".
На Дону, где домовитое богатое казачество превращается в подлинный
оплот самодержавия, тоже боялись правды.
Только после Октябрьской революции, когда были распечатаны архивные
секретные документы, появилась возможность исторически правдиво воссоздать
картину Булавинского восстания и образы его вождей.
И хотя до сей поры нет ни одной сколько-нибудь полной биографии
Кондратия Булавина, однако место, которое он имеет право занимать среди