"Михаил Задорнов. Мамы и войны" - читать интересную книгу автора

Сначала она с опаской и недоверием глядела на меня из-под шапки, не
совсем понимая, зачем этот бывший военный пригласил ее на встречу с каким-то
сатириком?
Говорить начал автор письма. Сначала сбивчиво. Волновался.
Колонну десантников должны были пустить по одному маршруту, но в
последний момент маршрут изменили. Прикрытие авиационное сняли, сказали, что
вертолеты сломались. Сам выход колонны тоже задержали на целый день. Как
будто ждали кого-то. В пути остановились фотографироваться. Хотя это
нарушение инструкции. При этом один из офицеров перегородил дорогу своим
грузовиком, поставив его поперек, чтоб нельзя было быстро выехать. И когда
фотографировались, все началось.
Постепенно к нашему разговору присоединилась и мать погибшего.

- За что? Я растила его: На институт накопила. Мне потом его друг
рассказал. Друг почему-то в живых остался. Говорит, догадался откатиться в
кювет и спасся, а Дима не успел. Но он наврал. Я знаю. На них напали 23-го,
а смерть у Димы наступила 24-го. Мне его историю показывали. И две пули в
коленке. Значит, над ним издевались, пытали:

Она не может продолжать. Я понимаю, что ей до сих пор мерещится эта
страшная картина.
Счастье наших предателей в том, что они не верят в перерождение души.
Иначе они знали бы, что отныне их род будет проклят из-за их предательства
на несколько поколений. И потомки их будут мучиться, даже не зная, за что
они расплачиваются.

- Она не поехала на опознание, - чтобы прервать неловкое молчание,
говорит автор письма. - Не смогла. А я поехал. Вы не представляете: В
морге, - он сделал паузу, чтобы выбросить из воображения виденное, - там
наши ребята в холодильниках. Там жареным мясом пахнет. Большинство тел
обуглены. Узнать никого невозможно. Все одинаковые. И запах. Запах горелого.
Это преисподняя! Я туда с первого раза зайти не смог. Несколько раз кругами
ходил. Потом выпил для храбрости. И зашел. А ведь я в прошлом военный. Но
это страшно, поверьте.

Нет, я не прав, когда пытаюсь представить себе следующую жизнь наших
предателей-штабистов. У них ее не будет. Нет такого наказания, которое могло
бы искупить подобные грехи. Их души будут расформированы. На языке
христианском это означает вечный ад, вечная сковородка. Как там, в морге,
где пахнет жареным мясом преданных ими солдат. Самое страшное наказание - не
жить больше. Быть приговоренным к "никогда". Что-то вроде надетого на душу
вечного противозачаточного.

- А еще мне летчик рассказывал, - продолжает брат погибшего, - однажды
они полетели на задание уничтожить несколько отмеченных на карте
мини-нефтяных заводов. Разбомбили, развернулись, летят обратно. Смотрят, еще
два в стороне. Их тоже взорвали. Только приземлились - тут же начальство
накинулось: "Вы что наделали, кто вас просил? Это заводы, которые платят
Москве".