"Конан не знающий страха" - читать интересную книгу автора (Робертс Джон Маддокс)

Глава 12

Куулво скучал. Не то что он не обрадовался возможности вырваться из лагеря, который считал настоящей западней, но и теперешнее времяпрепровождение было не самым лучшим. Мало существовало дел столь же обременительных, как то, чем он был сейчас занят. Переправка рабов на такое большое расстояние могла опротиветь и наскучить даже более терпеливому человеку, нежели гиперборей.

Караваны с рабами обычно движутся очень медленно, и всадники изнывают в своих седлах. Вот и сейчас рабы шли нога за ногу, еще медленнее, чем передвигались, к примеру, пехотинцы: тех-то хоть специально обучали быстрой ходьбе. Если среди рабов были женщины, как на сей раз, то дело обстояло еще хуже. А если были еще и дети, — так вообще и говорить не о чем. С детьми выходили из положения просто: самым надоедливым разбивали головы о первый подвернувшийся камень. Но тогда всю оставшуюся дорогу приходилось слушать вопли и причитания их матерей. И это тоже очень раздражало. Короче говоря, переправа рабов была сплошной морокой. По сравнению с этим жизнь простого наемника казалась гиперборею раем.

Куулво ездил взад-вперед вдоль каравана, щелкая бичом, чтобы воодушевить отстающих. Правда, среди рабов были такие, что почти не причиняли хлопот. В этой десятке собралось пять женщин, и казалось, что они устают меньше других. Куулво подумал, что они из последней захваченной партии пленников, бродячие актеры. А если так, то что ж удивительного в том, что они так хорошо держатся.

Гиперборей вытащил платок и вытер потную шею. Дни стояли очень жаркие. Внезапно раздался крик одного из бандитов:

— Капитан! С севера едут два всадника!

Куулво придержал лошадь.

— Два всадника нам ничего не сделают, — проговорил он. И все же по давней привычке проверил, легко ли вынимается меч из ножен. Он всмотрелся в приближающихся всадников. С каждой минутой они делались все больше и больше. — Тот, кто повыше, если я не ошибаюсь, наш командир, ну, а второй, кому же еще быть, аквилонец.

— А где остальные? — спросил тот же бандит.

— Сейчас они сами нам все расскажут. — Однако Куулво обо всем догадался.

Тахарка и Аксандриас эффектно осадили лошадей.

— Привет вам, друзья! — вскричал Тахарка. — Удачным ли было ваше путешествие?

— Не хуже, чем ожидали. А как ваши дела? — спросил Куулво. — Я вижу, что вы путешествуете налегке и в полном одиночестве. Как это вышло?

— О, это очень печальная история, — со вздохом проговорил Тахарка. — Да, очень печальная история. Но ведь жизнь вообще полна опасностей и неожиданных поворотов судьбы. Кое-кто из наших проявил легкомыслие. Стражники заметили врага слишком поздно. И вскоре большое войско офирцев, пешие и конные, расположились лагерем прямо, можно сказать, у нас под носом. Была грандиозная битва, мы сражались, как львы. — Он опять испустил глубокий вздох. — Увы, силы были слишком уж неравны. Почти все погибли, и лишь немногим удалось бежать. Мы с Аксандриасом спаслись почти что чудом.

Послышались испуганные возгласы бандитов, кто-то спросил, поглядывая на север:

— Они не погнались за вами?

— Погнались, но мы сумели оторваться. Наверное, боги покровительствуют нам.

— Мы поздравляем вас со счастливым избавлением от смерти, начальник, — сухо проговорил Куулво. Он заметил, что доспехи Тахарки ничуть не пострадали от того тяжелого боя, который он только что столь красочно описал. На них не было заметно даже царапины. И лишь по Аксандриасу можно было понять, что тот принимал участие в сражении. Однако Куулво уже догадывался, откуда у аквилонца эта повышенная в последнее время воинственность.

— Соберитесь же вокруг меня, мои верные друзья! — вскричал Тахарка. — И по дороге я расскажу вам о своих новых планах, великих планах!

Они тронулись в путь, и бандиты как завороженные внимали Тахаркиным рассказам о том, какое замечательное будущее их ожидает в самое ближайшее время. Кроме его воодушевленного голоса, стонов рабов, мягкого стука копыт, время от времени резкого щелканья бича, слышно ничего не было.



— Ну, и как же мы это сделаем? — спросила Калья. Лежа на вершине низкого холма рядом с Конаном, она глядела на юг. Далеко-далеко на горизонте был едва различим караван Куулво. Своих спутников, равно как и лошадей, Конан и Калья оставили с другой стороны холма, чтобы кто-нибудь из бандитов не увидел случайно их силуэты на фоне неба.

— Подождем темноты, — сказал Конан. — Тогда мы сможем подобраться к ним поближе. Судя по всему, они не ожидают преследования, и хорошо. Скорее всего, и серьезной охраны они не выставляют.

— Но их же не меньше двадцати. — Калья напрягла глаза, пытаясь сосчитать всадников. — А может, даже больше. Ты думаешь, если мы нападем ночью, то сумеем перебить их полусонными?

— Вряд ли. Во всяком случае, если среди них находятся Тахарка и гиперборей, то точно нет. Мне кое-то пришло в голову. Мой план займет несколько дней, так ведь все равно им еще идти и идти до Хоршемиша.

— Ну и как же мы его осуществим?

— Не мы, а я. — Конан увидел вытянувшееся лицо Кальи и рассмеялся. — Не беспокойся, никто твоего аквилонца трогать не собирается. Он твой, и только твой.

— Ну, смотри, я верю. А как же ты собираешься действовать в одиночку?

— Как пикт, — ответил Конан.

Вечером она опять помогала Конану натираться золой. Акробаты удрученно молчали, они знали, что их женщины рядом, но ничем не могли помочь. Киммериец встал и приготовился идти.

— Вот твой меч, — сказала Калья.

— Мне будет достаточно кинжала. — Конан взял в руки свой тяжелый кинжал длиной в десять дюймов и лезвием настолько острым, что оно могло перерезать в воздухе волосинку. Секунда, и киммериец растаял в темноте.

Гирас был очень недоволен. Его самого вместе с его другом, тоже заморийцем по имени Наргал, назначили нести охрану с северного конца лагеря. А он-то надеялся скоротать вечерок с какой-нибудь рабыней.

— И какой смысл стоять на часах? — брюзжал он, обращаясь к напарнику. — Ведь командир сам сказал, что погони нет.

— Знаешь, — Наргал сплюнул через плечо, — ему просто нравится корчить из себя большого начальника. Отсюда и часовые, и, — он еще раз выразительно сплюнул, — lt;дисциплинаgt;. — Лицо заморийца, изрытое оспой, скривилось в уродливую гримасу. — Вот от этого я и сбежал из заморийской армии.

— Что тебе сказать, — задумчиво проговорил Гирас, — порой мне кажется, что в шадизарских казармах было лучше, чем в этих пустынных равнинах.

— Единственная радость, что здесь не наказывают плетьми, — заметил Наргал. — Но какая какую-нибудь глупость эта ночная вахта. Сэт бы побрал наших начальников. Они сейчас крепко спят, и я собираюсь последовать их примеру.

Он положил голову на седло и закрыл глаза. Гирасу стало не с кем разговаривать. И он тоже заклевал носом. Некоторое время поборовшись со сном, он вскоре тоже задремал. Ни тот ни другой не почувствовали и не услышали, как рядом с ними возникла чья-то неясная тень.

Гирас проснулся как от толчка. Солнце еще не взошло, но небо на востоке сияло. Звезды поблекли. Раздался птичий щебет. Гирас виновато посмотрел по сторонам — вроде никто не заметил, что они спали. Наргал все еще не проснулся. Его иссиня—черная бородка все так же лежала на темно-красной рубашке.

Гирас потянулся и почесался, размышляя о том, что приготовит повар на завтрак. Но потом вдруг его осенило: вчера ведь на Наргале была желтая, а не красная рубашка! Наргалу почему-то эта рубашка очень нравилась. Он даже убил ее прежнего владельца. Аккуратно так свернул ему шею, чтобы рубашки не попортить.

Гирас подполз и дотронулся до плеча своего друга, желая разбудить его. Но рука его отдернулась сама собой. Она стала липкой и влажной. От его движения тело Наргала повалилось, голова откинулась назад, и Гирас увидел, что горло его перерезано, а глаза бессмысленно смотрят в небо.

Гирас вскочил на ноги и сдавленно закричал. Потом огляделся, как безумный, но никого не увидел.

— Вставайте! К оружию! Тревога! Наргала убили! — закричал он истошным голосом и кинулся со всех ног в лагерь.

Тахарка перехватил его:

— Кто убил Наргала?

— Я не знаю! — истерично выкрикнул Гирас. — Я, должно быть, закрыл на секунду глаза, а когда открыл, он был уже мертв. Это все демоны!

Тахарка отшвырнул его в сторону:

— Демоны! Не придумывай, идиот! Показывай, что там!

Вместе с другими он отправился к тому месту, где вчера оставил двух часовых. При виде трупа Наргала с располосованным горлом бандиты разразились криками и проклятиями.

— И впрямь, это работа демонов! — сказал бандит из Хорайи. Он повел рукой, указывая на поросшую травой равнину. — Посмотрите, здесь же нет ничего, кроме травы. Ни даже самого малюсенького кустика! Кто же смог подобраться к ним? Как он убил одного так тихо, что другой и не заметил? Такое под силу только демонам.

— Зачем демону клинок, чтобы убить человека? — фыркнул Куулво. — Я видел в жизни не одно перерезанное горло, и знаю, как это делается. Думаю, Гирас давно затаил обиду на Наргала, а теперь воспользовался случаем. Так что же вы, Гирас, не поделили? Женщину? Или Наргал надул тебя при дележе?

— Клянусь, я не убивал его! — вскричал Гирас. — Он был моим другом! Мы вместе бежали из заморийской армии и уже много лет неразлучны.

— Думаю, ты лжешь, — проговорил Тахарка. — Одно дело — честный поединок, а совсем другое — убийство исподтишка.

Он кивнул Аксандриасу, и тот, ни секунды не медля, поразил Гираса мечом в самое сердце. Удивленный замориец не успел и глазом моргнуть. Тахарка удовлетворенно оглядел трупы.

— Ну вот, все справедливо: один наказан за убийство, а другой заслужил смерть, потому что спал на посту. А теперь, когда мы все здесь уладили, можно идти завтракать. У нас сегодня длинный переход.

Они вернулись в лагерь. Бандиты принялись сворачивать свои одеяла, когда вдруг раздался испуганный возглас.

— Это Пушта! — дрожащим голосом проговорил немедиец. — Я думал, он спит, а он убит. Как Наргал.

Люди столпились вокруг нового трупа.

— Два убийства за ночь? — проворчал Тахарка. — Что-то многовато… — Он сохранял спокойствие, однако в голове его царила полная неразбериха. Как такое могло случиться!

— Он ведь всю ночь лежал рядом со мной, — сказал немедиец, — а я ничего не слышал!

— Я тоже ничего не слышал, — еле выдавил из себя бледный офирец, а ведь я лежал с другой стороны.

— Возможно, мы поторопились, прикончив Гираса, — протянул Аксандриас.

— Если ваши друзья мертвы, то лишь потому, что вы все дрыхнете без задних ног, когда следует быть настороже! — гневно воскликнул Тахарка. — Странно, что нас всех еще не перерезали, — так вы перепиваетесь каждый вечер. Однажды ночью эти рабы задушат вас своими цепями, и я тогда наконец от вас, идиотов, избавлюсь! Быстро собирайте барахло и поехали. Надо убираться поскорее с этого проклятого места.

Весь день Тахарка был мрачен. Он размышлял о загадочных событиях и не мог решить, связаны ли они с жрецами и их жуткими древними богами. Может, они нарочно подталкивают его к какой-то ужасной, неведомой ему судьбе?

Вечером все боялись уснуть. Сидя вокруг костров, люди вполголоса переговаривались, бросали боязливые взгляды в ночную мглу. Все же мало—помалу к утру почти все задремали. А когда взошло солнце, то еще два трупа лежали на земле с перерезанным от уха до уха горлом.

На этот раз паника была даже сильнее, чем накануне. Некоторые вскочили на лошадей, пытаясь удрать, Тахарке пришлось собственноручно разрубить двоих, чтоб остальным было неповадно.

— Еще одна такая ночь, и нам всем конец, — сказал Куулво, когда они тронулись в путь.

— Но что же это может быть? — Тахарка сам начал паниковать. — Кто проникает в охраняемый лагерь и безбоязненно убивает людей? Это просто невозможно.

— И все же, — заговорил Аксандриас, — если это повторится и следующей ночью, они начнут убивать друг друга просто от страха.

— Я согласен, — сказал Куулво, — и вот что я предлагаю. Сегодня мы ляжем в стороне ото всех: нас-то они попытаются убить в первую очередь, но если мы будем ночью нести вахту, на нас не смогут напасть незаметно.

— Да, это лучше, чем ничего, — произнес Тахарка. — А сколько нам еще осталось до Хоршемиша?

— Если поторопимся, — ответил Куулво, — то дойдем к вечеру третьего дня, не считая сегодняшнего. Завтра к ночи мы достигнем более цивилизованных мест, там будут уже попадаться деревни и фермы.

— Значит, еще одна ночь в этой дикой местности, а потом, завтра, мы найдем деревню побольше и расположимся в ней. Я думаю, хорошая высокая стена, ограждающая нас со всех сторон, была бы очень кстати, — сказал Тахарка.

— Какой прок от стены, если наш враг — демон? — возразил Аксандриас. Выглядел он ужасно: глаза ввалились, волосы наполовину поседели, рот ввалился, отчего казалось, что зубы стали гораздо длиннее, чем раньше. С тех пор как начались ночные убийства, он постоянно принимал зелье жреца.

— Даже ты, мой друг, поверил в сверхъестественное? — ухмыльнулся Тахарка. — Уж от тебя-то я этого ожидал меньше всего.

— Да нет, — Аксандриас еще больше помрачнел, — я вообще-то так не думаю, да только как поверить, что это дело рук простого смертного.

Тахарка вовсе не хотел обнаруживать свои собственные опасения. Хотя, надо сказать, несколько странный способ выбрали жрецы, чтобы досадить ему за то, что он отказался от общения с ними. Если это, конечно, жрецы.

Этой ночью к кошмару, который, как им всем казалось, длился уже целую вечность, прибавилось нечто новое. Оставшиеся в живых бандиты соорудили большой костер и расположились вокруг него. Ночь прошла спокойно, но за час до рассвета усталость предыдущих дней начала брать свое. Многие задремали, но почти сразу были разбужены воплем. Немедиец недоуменно смотрел на стрелу, шесть дюймов которой торчало у него из груди.

Все вскочили на ноги, выхватили мечи и глазами, полными ужаса, вглядывались в предрассветную мглу.

— В какую сторону он сидел лицом, когда в него попала стрела? — задал вопрос Куулво.

Ни один не мог сказать точно. Внезапно послышался звук удара, будто кто-то шлепнул с размаху плетью, и человек, шатаясь, выпал из круга — со стрелой в груди. Все повернулись лицом туда, откуда прилетела стрела. Опять послышался какой-то звук, затем крик боли. Офирец упал на колени, потом рухнул лицом вниз. Из-под его левой лопатки торчал кинжал.

— Мы все обречены! — вскричал горбоносый шемит. Вне себя от охватившего его ужаса, он ринулся в темноту, продолжая кричать. Через несколько мгновений раздался душераздирающий вопль, и шемит умолк навсегда.

Тахарка схватил хлыст и подскочил к рабам.

— На ноги, собаки, все на ноги! — Он обернулся к оставшимся. — Идите все сюда. Если уж у нас нет каменной стены, спрячемся за живую.

Бандиты торопливо поставили рабов таким образом, чтобы они образовали круг, а сами расположились внутри. Рабы ничего не понимали, но стояли покорно. Их опущенные вниз лица ничего не выражали. Одна темноволосая гибкая красавица слегка подтолкнула локтем стоящую рядом женщину, и обе они посмотрели на кинжал, торчащий из спины бандита. Еще три женщины смотрели туда же. И все пятеро украдкой улыбались, так чтобы бандиты не заметили.

— Светлеет, — Куулво огляделся. — Может, теперь мы сможем увидеть наших врагов.

Но когда солнце встало, они не увидели ничего, кроме расстилающейся перед ними зеленой пустыни.



— Осталось одиннадцать, — сказал Конан. — Сегодня мы с ними покончим.

— Я рада, что мы сегодня с тобой, — произнесла Калья. — А то все ты да ты.

— Да, и я тоже потешил свое сердце, — вступил в разговор Вулпио. Его приземистая гнедая кобыла потихоньку трусила между лошадьми Конана и Кальи. — Приятно было прикончить одного из этих мерзавцев. А главное, я собственными глазами увидел, что Риула жива.

— Завтра на рассвете вы будете уже вместе, — сказал Конан. — Только запомни, когда мы нападем на них, не отходи от меня ни на шаг. И не сцепляйся ни с кем. А когда я укажу тебе на человека, сразу кидай кинжал, пока тот не успел чего натворить.

— Не беспокойся, я не подведу. Я буду бросать кинжалы так быстро, что ты их даже не увидишь в воздухе — только в горле у того, на кого ты мне укажешь.

— А ты, Калья, ни в коем случае не связывайся с Тахаркой. Он мой. Если он нападет на тебя, постарайся удрать. Я думаю, что нам надо прежде всего покончить со всеми остальными, а уж потом заняться Тахаркой, Аксандриасом и гипербореем. Если начать с них, нам будет уже не до других.

— Мне нужен только Аксандриас, ты это прекрасно знаешь, — ответила Калья. — Остальных хоть всех забирай себе, но убегать от кого бы то ни было я не собираюсь.

Конан сверкнул на нее глазами:

— До чего же с тобой трудно договориться.

Она улыбнулась:

— А с тобой? И вообще, будь я другой, что с меня было бы толку.



Деревня стояла на месте старого поселения. Глинобитные домики выросли прямо на древних развалинах. Когда-то здесь был каменный храм, но его обвалившиеся стены уже давно были растащены по кускам. Камни использованы для постройки большого загона для скота.

Этих камней хватило на нижние пять футов, а еще пять футов сверху были из глины.

Тахарка договорился с деревенским старостой, и овец убрали на ночь из загона. Тахарка поморщился, наблюдая за рабами, пытавшимися навести хоть какую-то чистоту на площадке внутри загона.

— Вонь от этих овец еще хуже, чем от рабов. Но будем надеяться, что запах не смертелен. Куулво, проследи, чтобы наши люди не отправились прямиком в кабак и не перепились бы.

— Хорошо, только не это должно нас сейчас беспокоить. Главное, чтобы кто-то из них не захотел смыться.

— Ты прав, их вообще нельзя никуда отпускать. Аксандриас, пойди и закажи на всех хороший ужин. Возьми с собой рабов. Пусть принесут еду сюда. Это должно всех взбодрить. Но вина много не бери, только чтобы запить еду. Да еще разбавить его как следует водой.

— Разве мы здесь не в безопасности, хозяин? — спросил Аксандриас.

— Откуда я знаю? Боюсь, что нет. Ведь так до сих пор и не известно, кто нас преследует. Лучше поостеречься. Куулво, ступай к воротам и никого не выпускай.

— Хорошо, хозяин, — ответил Куулво.

Тахарка вынул изящную расческу из слоновой кости и задумчиво расчесал свою ухоженную бороду. После вчерашней ночи он уже не сомневался, что их жизнь превратили в ад отнюдь не сверхъестественные силы. Стрелы и кинжал — оружие людей. Но кто же, кто их преследует? Одноглазая ведьма со своим киммерийцем? Но как двое полоумных юнцов, у которых молоко-то на губах не обсохло, могли перебить столько людей и нагнать на остальных такого страху? Он просто не позволял себе поверить в это. Да и почему, с какой такой стати им преследовать его с такой маниакальной одержимостью? Тахарка слышал, конечно, древние сказания о королях и героях, на которых за многие их прегрешения разгневанные боги насылали преследователей, и продолжалось это до тех пор, пока виновные не сходили с ума или не лишали себя сами жизни. Но ведь это сказка, миф. Да кроме того, что уж такого страшного он сделал, чтобы так наказывать его? Но если это не боги и не одноглазая с киммерийцем, значит, это дело рук проклятых жрецов с их дьявольскими задумками. Чего бы это ни стоило, что бы и кого бы ни пришлось для этого принести в жертву, но надо держаться от них как можно дальше.

Направляясь к единственной в деревне таверне, Аксандриас, в отличие от Тахарки, не мучился сомнениями. Он был уверен, что преследует их именно Калья. И специально убивает его спутников, чтобы поиздеваться над ним и побольше помучить его. Калья стала для него постоянным ночным кошмаром. Да если бы только ночным — он помнил о ней ежесекундно. Иногда она представлялась ему маленькой девочкой, которую он знал когда-то давно. Иногда она представлялась ему той одноглазой фурией, которая набросилась на него в Кротоне. Иногда он просыпался ночью с криком: ему чудился запах паленого мяса.

В таверне Аксандриас потребовал себе обильных кушаний, но когда из кухни до него стали доноситься щекочущие аппетит запахи, удовольствия он не почувствовал. Ему Тахарка не запрещал пить, поэтому Аксандриас велел подать себе вина. Но вино показалось отвратительным на вкус. Последнее время Аксандриасу приходилось заставлять себя съесть хоть что-нибудь, аппетит пропал у него абсолютно, а вот теперь он уже не мог и пить. Ничего больше не имело для него смысла, кроме кровавых схваток и женщины, вернувшейся с того света.

Когда тени удлинились, а свет стал тускнеть, Тахарка отвел Куулво и Аксандриаса в сторонку.

— Друзья мои, — сказал он, — вы знаете, я человек осторожный и предусмотрительный, поэтому я принял некоторые меры предосторожности. Идите за мной. — И он повел их за ворота.

Бандиты, оставшиеся в загоне, продолжали свой роскошный ужин.



Глубокой ночью Конан со спутниками кругом обходили деревню. Где-то залаяла собака, почуяв, возможно, их присутствие. Раздался писк — видно, неосторожная мышка попалась в когти совы. Больше ничего не было слышно.

Они незамеченными подошли к загону. Конан сделал знак акробатам, и один из них встал спиной к стене, а пальцы сцепил перед собой замком. Второй акробат поставил ногу на сцепленные руки и легко взобрался на плечи своего друга, повернулся и встал точно в такую же позу. Они продумали комбинацию заранее, вот только потренироваться на голой равнине не было возможности. Два других акробата с легкостью вскарабкались на стену по лестнице из человеческих рук, а за ними последовал и Вулпио.

Конан глубоко вздохнул и тоже двинулся вверх, стараясь как можно быстрее переносить тяжесть своего тела с одних сомкнутых рук на другие. Под ним живая лестница закачалась, но Конан сумел взобраться на стену и распластаться наверху. Потом он протянул свою длинную руку и втянул наверх Калью. Пристраиваясь рядом с Конаном, Калья не заметила, как задела мечом о стену. Раздался резкий металлический звук.

— Что там? — послышался сразу голос внизу. — А ну-ка, добавьте огня!

Выругавшись, Конан спрыгнул вниз и выхватил меч. Поднимать на стену двух акробатов, составлявших живую лестницу, уже не было времени. Калья приземлилась рядом с Конаном и сразу стала искать глазами Аксандриаса. Конан бросился к костру — Вулпио за ним по пятам. Вспыхнувший с новой силой огонь осветил их, и кто-то удивленно воскликнул:

— Да это всего лишь люди!

Рослый аргосиец набросился на Конана с поднятым двуручным мечом. Первым ударом Конан отбил опускающийся ему на голову клинок, вторым располосовал врагу лицо, а третьим сильно ранил в плечо.

В этот момент на него одновременно напали справа и слева. Он указал Вулпио на того, кто был слева, и повернулся вправо. Тот, кто, судя по одежде, был офирцем, направил Конану в живот страшного вида копье с зазубренным острием. Конан схватил копье за древко возле наконечника и дернул к себе, выставив вперед меч, который так глубоко воткнулся в грудь офирца, что Конану пришлось выдергивать его двумя руками. Юноша оглянулся и увидел, что тот, кто был слева, лежит на земле с кинжалом в горле. Калья в это время уже разделалась с коринфийцем.

Еще один офирец напал на Конана, но со стены просвистела стрела: выстрел акробата оказался удачным. Потом на Конана налетели сразу трое, и некоторое время ему приходилось туго. Едва успев заметить блеск клинка справа, Конан нырнул вбок, чтобы избежать удара, и одновременно сам нанес удар, отрубив руку нападающего прямо с мечом. Конан почти увернулся от удара дубинкой и даже сумел смертельно ранить нападавшего, но и от прошедшего по касательной удара дубинкой у него из глаз посыпались искры. С трудом удержавшись на ногах, он повернулся к третьему — с обоюдоострым топором, но тот упал как подкошенный: из горла у него торчал кинжал.

Еще один бандит появился в поле зрения Конана, он безуспешно старался выдернуть из бока стрелу. Еще одна стрела вонзилась в него в нескольких дюймах от первой.

Бандит упал лицом прямо в костер.

Конан быстро подсчитал трупы.

— Трех не хватает! Где они?

Вместе с Кальей он еще раз обежал овечий загон.

— Их здесь нет! — воскликнула Калья. — Какой бог их охраняет? Так они и будут всегда бегать от нас?

Акробаты обнимали своих жен. Остальные пленники шумно радовались и просили, чтобы их освободили от цепей.

Конан бросился к Риуле и Вулпио.

— Риула! Где еще трое? Где кешанец, аквилонец и гиперборей?

— Они ушли из загона еще с вечера, — ответила Риула. — Сказали, что будут сторожить снаружи.

Конан бросился к воротам — снаружи они оказались запертыми. Изо всех сил подпрыгнув, он сумел ухватиться кончиками пальцев за край стены, напряг свои мощные мускулы и подтянулся. По ту сторону никого не было. Однако издали доносился звук удаляющихся копыт. Ругаясь на чем свет стоит, Конан спрыгнул с наружной стороны и отпер ворота. Деревенские жители выглядывали из окон и дверей, привлеченные неожиданным шумом. Конан вошел в загон, где все собрались вокруг недавних пленников.

— Нам придется расстаться с вами, — сказал Конан. — Они ускакали. Риула, ты не слышала, что они собирались делать после того, как продадут вас?

— Они много рассуждали о том, — на миг она замолчала, чтобы еще раз поцеловать своего, мужа, — как они отправятся на юг к стигийской границе… — еще один поцелуй, — и станут пиратами на Стиксе. — Риула смеялась и плакала одновременно, ее слова было трудно разобрать.

— Пиратством они на нашей памяти еще не занимались, — сказала Калья. — Что же еще они выкинут!

— Значит, опять в путь. Попробуем отыскать их след. Вулпио, ты был верным, надежным другом, и хоть ты и не обучен воинским искусствам, я был просто счастлив, твои кинжалы выручали меня сегодня. Вот, возьми, — сказал Конан, вытаскивая из кармана несколько золотых монет. — Завтра у деревенского кузнеца работы будет невпроворот, пока он снимет со всех ошейники. Этих денег должно хватить, чтобы и ему заплатить да еще купить еды на обратную дорогу.

— Как нам благодарить тебя, — сказала Риула, — ты спас нас.

Конан пожал плечами:

— Я здесь оказался потому, что должен был убить кое-кого.

Он повернулся и пошел прочь. Калья шла за ним, вытирая на ходу лезвие меча.



— Да их было-то всего человек пять, — ворчал Куулво, — и чего, спрашивается, было уезжать. Прикончили бы — и дело с концом.

Они ехали на юг, и переметные сумы с награбленным в Офире радовали их глаз.

— Да, я согласен с тобой, — ответил Тахарка, — конечно, лучше было бы их прикончить. А тебе известно, сколько лучников притаилось на стене? Вот то-то и оно. На их стороне оказалось явное преимущество, и неразумно было ввязываться в драку. Если они когда-нибудь опять найдут нас, тогда уж мы будем диктовать условия.

— Ладно еще, хоть мы узнали, кто они, — сказал гиперборей, — простые смертные, а никакие не демоны.

— Но эти двое, женщина и киммериец, — хрипло проговорил Аксандриас, затравленно оглядываясь, — я вовсе не уверен, что они простые смертные.