"Конан Победитель" - читать интересную книгу автора (Робертс Джон Маддокс)

Глава первая МОРЕ БУРЬ

Два дня и три ночи бушевала буря на море, дико вздымались грозные, высокие, как горы, волны. Их пенные гребни жестоко сражались друг с другом, как в те времена, когда мир еще был молод и шла война богов и гигантов. Не напрасно море Вилайет прозвали Морем Бурь, называли его еще и Отцом Океанов, были и многие другие названия, которыми люди пытались выразить свой страх перед этим морем, потому что оно, обычно спокойное, со всех сторон окруженное сушей, иногда вдруг, совершенно неожиданно, превращалось в дикий первобытный хаос, настоящую могилу моряков.

Но не об этом думал человек, которого швыряло и кружило в волнах. На второй день шторма его корабль был разбит мощным ударом волны, и с тех пор он плыл по воле стихий. Он привязал себя к жалкому обломку корабельной мачты и паре досок. Бурное волнение и ледяная вода вымотали его почти до потери сознания. В голове оставалась лишь одна мысль: шторм гонит его к северу, а там море Вилайет сужается. Значит, скоро его выбросит на берег. Это был единственный шанс остаться в живых. Как только он начнет приближаться к берегу, надо будет освободиться от каната, которым он привязал себя к мачте, иначе его может расплющить в лепешку ударом о прибрежную скалу. За поясом у пловца был длинный и изогнутый кофский кинжал. Как следует размяв пальцы, окоченевшие в холодной воде, он готовился пустить в ход кинжал, едва впереди покажется берег. И только эта мысль и оставалась у него, а буря меж тем страшно завывала, и море взвивалось на дыбы под ударами ее плети.


Утром, на следующий день после бури, Давас встал рано. Он хотел посмотреть, что выбросило море на этот раз. Море уже принесло им множество интересных вещей, иногда среди них были предметы, которые удавалось выгодно продать. А прибылью никогда не следует пренебрегать. С этой мыслью он накинул на плечи плащ из местной, грубо спряденной шерсти и распахнул дверь своей маленькой лавки — она была самой дальней здесь, на севере, из всех торговых заведений братьев Кир, которые жили в городе Аграпуре и оттуда руководили торговлей.

Лавка располагалась на берегу крохотной бухточки у западного берега моря Вилайет, там, где его ширина не достигала и двух миль. В это утро море было спокойным. Вилайет представлял собой мелкое, со всех сторон окруженное сушей море, и потому если на западе штормовая погода вызывала сравнительно небольшое морское волнение, здесь при таком же ветре волны достигали поистине гигантских размеров. По этой же причине море Вилайет, в котором не было приливов и отливов, в штиль бывало гладким, как зеркало.

Давас увидел, что бурей вынесло на берег множество разной всячины: стволы деревьев, сор, массу водорослей. Многое было принесено с юга. На берегу лежали мертвые рыбы и какой-то морской зверь, но янтаря, этого драгоценного подарка стихии, Давас не обнаружил. Конечно, выгоднее всего было бы найти обломки корабля, ведь на нем мог оказаться груз, а груз всегда можно продать. Давас решил послать своих слуг, чтобы они прошли подальше вдоль берега на север и на юг и поискали, нет ли где-нибудь обломков судна. Делать это надо было, разумеется, тайком, потому что здешние правители считали такую добычу своей собственностью. Давас хотел уже повернуть назад, как вдруг заметил человеческое тело.

Море часто выбрасывало из своих глубин мертвецов, но они-то вообще ни гроша не стоили. Украшений у моряков чаще всего не было, если не считать какого-нибудь кольца в ухе. А уж этот, в набедренной повязке, явно не был богатым пассажиром. Но зато утопленник был настоящий великан. Чтобы сбросить его в море, придется позвать нескольких слуг. Давас не хотел, чтобы дух этого парня блуждал здесь, в окрестностях его лавки. Духи утонувших моряков должны жить в море. Там их родная стихия.

Давас уже собрался уйти, как вдруг услышал, что великан пошевелился и застонал. Давас замер. Значит, этот колосс был ранен, выбился из сил в борьбе со стихией, посинел от холода — и все-таки он был жив. Человека на берегу стало рвать морской водой. Давас побежал к дому, чтобы позвать на помощь слуг.


Конан проснулся в темной низкой хижине со стенами, сложенными из грубо отесанных плоских камней без штукатурки. Щели между камнями были законопачены мхом. В верхней части одной из стен было устроено нечто вроде большого люка с крышкой, которая держалась на петлях, так что при хорошей погоде этот ставень можно было поднять и закрепить в открытом положении. Благодаря этому приспособлению хижина служила и торговой лавкой, в окно подавались товары. Но сейчас ставень был опущен и завешен от сквозняка куском мешковины. В помещении громоздились бочки, мешки, ящики и тюки. На некоторых из них были надписи на туранском языке. В камине горели дрова — принесенные морем куски дерева, обломки досок. Из-за морской соли, пропитавшей древесину, дрова эти вспыхивали яркими искрами.

Конан лежал на звериной шкуре, укрыт он был грубым шерстяным одеялом. Стены хижины то поднимались, то опускались, словно при землетрясении. Конан знал, что это только кажется — потому что его долго носило по волнам. «Судя по всему, я жив», — подумал он. Для него эта мысль не была какой-то особенной или странной. За свою жизнь он пережил множество смертельно опасных ситуаций, их было так много, что и сам он не помнил сколько.

В хижине, кроме него, было по меньшей мере еще двое мужчин. Совсем уж недружелюбными они, конечно, не будут, ведь глотку ему перерезать они вполне могли раньше, при более благоприятных обстоятельствах. Заметив туранские надписи на тюках и ящиках, Конан решил начать разговор именно на этом языке.

— Где я? — Голос его скорее походил на хриплое карканье вороны, чем на голос человека, однако привлек внимание одного из мужчин, кутавшегося в теплый плащ. Черты лица у него были туранские. И ответил он Конану тоже по-турански:

— Добро пожаловать в землю живых, друг. Я рад сказать тебе, что земля эта — сухая, хоть холод здесь и собачий.

— Всякая суша лучше, чем море Вилайет в бурю, — отвечал Конан. — А ты, должно быть, торговец?

— Да, состою на службе у братьев Кир. — Торговец прижал к груди пальцы и слегка поклонился: — Мое имя Давас.

— А я — Конан из… — Он хотел сказать «из Красного Братства», но нашел лучший ответ: — Из Киммерии. Я служил на одном корабле. Шторм напал на нас где-то к югу отсюда. — В животе у Конана громко заурчало. Хозяин взмахом руки подозвал слугу. Тот тоже был туранец, но принадлежащий к низшей касте. Он принес резную деревянную чашу, полную дымящегося горячего вина с пряностями.

— Вот, пусть твой желудок немного отогреется, — сказал Давас. — Потом попробуем перейти на твердую пищу. Вероятно, ты много дней ничего не ел. Я видел, что ты исторг из своего желудка огромное количество соленой морской воды.

— Да уж, чем-чем, а ею я был сыт. Вот о другой еде и не думал, — уже чуть живей сказал Конан. Он выпил горячего вина, и ему, едва не погибшему в волнах, оно как нельзя лучше пошло на пользу. — Как называется эта страна? Наш корабль заходил в гавань неподалеку от северной границы Турана, как раз там мы и попали в шторм. — Конан счел необходимым умолчать о том, что они разграбили гавань и поселок.

— Тебя отнесло далеко на север, — принялся объяснять Давас. — Отсюда до крайней северной точки моря Вилайет не больше пятидесяти миль. Дальше к северу лежит страна Снежных великанов и драконов. Настоящих царств у нас тут нет, здесь правят мелкие князья. Каждый из них владычит в обширных землях, но господство правителя не простирается дальше пределов, в которых силен его меч.

Конан кивнул. То же самое можно было сказать о большей части северных земель, где вся жизнь была устроена примитивно, на основе племенных отношений.

Слуга принес миску с густым пахучим супом из мяса и уложенные стопкой лепешки, которые оказались жесткими, как кожа.

— А ты в этом году задержался здесь довольно долго, — заметил Конан, прожевывая лепешку. — Ты собираешься зазимовать в этих краях?

— Наверное, придется, — ответил Давас. Он налил и себе вина, потом во второй раз наполнил кубок Конана. — Последний корабль, который обычно приходит до наступления зимы, должен был появиться еще несколько дней тому назад, чтобы отвезти нас и оставшийся непроданным товар назад в Аграпур. Должно быть, что-то случилось. Из-за бури, наверное, корабля до сих пор нет.

Конан подумал: уж не тот ли это корабль, который он со своими дружками захватил и разграбил?

— Конечно. В Вилайете судам грозит множество опасностей. А зимой станет тебя защищать кто-нибудь из местных князей?

— Может быть, — недовольно ответил Давас. — В конце концов, они ведь зависят от торговли с югом. Мы торгуем товарами, которые здесь не изготавливаются. И тем не менее все здешние правители немыслимо жадные. А кроме того, здесь промышляют шайки преступников. Да, зима будет суровой… Если перезимуем без ущерба для нашей торговли и останемся живы, то это будет большой удачей.

— Кто здешний правитель? — спросил Конан.

— Князя, который притязает на эти земли и называет их своим королевством, зовут Одоак. Его народ, вернее, его племя называется тунгами. Грубый это народ, так и смотрят, как бы урвать где золота или шелка и других роскошных изделий с юга. Они выменивают все это на свои меха и рабов, которых отбивают у других племен.

— Ты тоже занимаешься работорговлей? — насторожившись, спросил Конан. Вполне ведь могло оказаться, что торговец спас ему жизнь вовсе не из благородных побуждений.

— Нет. У нас заключено соглашение с династией Яфдала о том, что мы ведем торговлю только неживым товаром, а работорговлей заниматься предоставляем им. Чтобы перевозить рабов, нужны особые суда. Так что торговать товарами и рабами одновременно довольно невыгодное дело. А сейчас загон для рабов пустует, потому что работорговец Яфдала уже месяц как уехал.

Конан почувствовал, как на душе полегчало. У него было еще немало вопросов, но сейчас его одолевала дремота, и он не стал больше ни о чем спрашивать.

В следующие два дня Конан постепенно оправился от перенесенных мучений. На третий день он был уже силен и крепок, как прежде, и с радостью отправился бы куда-нибудь дальше. Давас только диву давался, глядя, как поправляется этот парень. Он-то думал, что Конана придется выхаживать по крайней мере целый месяц. Давас присмотрелся к этому странному варвару. Конан, словно пантера, шнырял по округе и часто подолгу глядел на вершины поросших лесами гор. Если бы Давас был работорговцем, он внес бы имя Конана в свой торговый список с такой пометкой: «Пол мужской, возраст около тридцати лет, очень силен, волосы иссиня-черные, глаза голубые, кожа светлая, но загорелая и огрубевшая, рост высокий, сложение крепкое, все зубы полностью сохранились. Родом с севера, первый сорт».

В один из редких солнечных дней в начале зимы Давас, укутавшись в одеяла, расположился на воздухе и кисточкой писал что-то на свитке, который лежал перед ним на низком столике. К нему подошел Конан. Киммериец был одет в короткую куртку из волчьего меха — ее дал ему Давас — и такие же штаны до колен. На ногах у него были грубые сандалии. Руки до плеч и ноги оставались голыми, что, видимо, отвечало его северной натуре.

— Что ты пишешь? — спросил он.

— Я вообразил, будто бы у меня есть кое-какие качества ученого. Ну а раз уж приходится провести тут какое-то время, пополняю мои путевые записи, хотя, Митра мне порукой, про эти северные земли много не напишешь.

— Здесь идут сейчас какие-нибудь войны?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что мне нужно чем-то заняться. До весны, как ты говоришь, сюда вряд ли придет какое-нибудь судно. А я, если не служу на корабле, воюю, я наемник. Если где-то идет война, я сумею заработать себе на жизнь.

— Оставайся лучше у меня, — предложил Давас. — Мне приятно твое общество. Ты побывал в разных краях. Я хотел бы узнать от тебя побольше про те места, где ты бывал. Продовольствия нам хватит на зиму, запасли достаточно. Кроме того, здешние рыбаки и охотники часто приносят мне свою добычу на продажу. Голодать нам не придется.

— С твоей стороны очень гостеприимно предлагать мне остаться. Благодарю тебя. Но не по мне это — сидеть сиднем несколько месяцев на одном месте. Если ты дашь мне на время какое-нибудь оружие, я тебе потом заплачу за него из того, что заработаю на войне.

— Ну хорошо, — вздохнул Давас. Он начал рисовать на столике упрощенную карту. — Вот здесь — мы. Севернее начинается степь. Здесь земля гористая, кругом дремучие леса, в основном хвойные. Больших рек нет, но есть много мелких речек, скоро они замерзнут. Кроме племени царя Одоака, здесь, на севере, есть люди бога Тора, торманны Их вождя зовут Тотила. К востоку от владений этих двух властителей лежит страна царицы Альквины из рода камбров. Говорят, она очень красива Я, правда, сам ее никогда не видел. И тот и другой правитель, и Одоак, и Тотила, хотят укрепить свое могущество, женившись на Альквине Оба за ней ухаживают, но она никому не отдает предпочтения И потому они беспрерывно воюют друг с другом Есть и другие племена и правители, но по-настоящему что-то значат только эти двое

— Не слишком богатый у меня выбор, — заметил Конан — Пожалуй, я предложу свои услуги одному из них, а там посмотрим, не заплатит ли другой больше.

— Нет, никогда мне не понять — почему это воины презирают нас, торговцев? — сказал Давас. — Сами-то они торгуются из-за оплаты не хуже нас, когда мы набиваем цену на товар

Конан ухмыльнулся:

— Наш товар единственный в своем роде. Вот, скажем, если эта рукоять меча, — он согнул руку, показывая могучие мускулы, — если она откажет, ее не так-то просто заменить другой. — Он откинул голову назад и громко захохотал, словно высказал очень смешную мысль. — Ну ладно. Какое у тебя оружие? Я еще не встречал торговца, у которого не было бы припрятано хотя бы два меча.

Давас приказал слугам принести оружие и доспехи. Конан очень тщательно все осмотрел.

— Это все, что у меня есть, — сказал Давас. — На юге нет сбыта. Держу их только потому, что здешние воины или те, кто воображают себя воинами, иногда покупают. С юга я привожу только клинки, потому что здешние вояки приделывают к ним рукояти своей работы.

Конан взял в руки один из мечей. Он был тяжелый и старомодный, но клинок был из доброй стали. Клинок расширялся, как лист растения, над узкой «талией» и заканчивался длинным острием. Рукоять была бронзовая, обернутая полоской кожи.

Панцирь был сделан из бронзовых пластинок и доходил Конану лишь до середины груди. Конан примерил несколько панцирей, пока не подобрал такой, который целиком закрывал его широкую грудь. Шлемы также были бронзовые и, как и панцирь, украшены выпуклыми шишечками. У всех шлемов были разные по форме щитки, прикрывавшие переносицу, щеки и затылок. На некоторых имелись украшения в виде фигурок зверей. Конан выбрал шлем со щитками, закрывавшими щеки, и украшением в виде маленькой серебряной фигурки кабана.

Для правой руки он взял толстый кожаный нарукавник с накладками из бронзы. Для левой руки ничего не нужно было, потому что ее должен прикрывать щит. Он выбрал один из щитов. Все они были одинаковы — круглые, состоящие из двух слоев перекрещенных дубовых досок различной толщины. Для прочности щит был обит внутри и снаружи железом. Потом киммериец подобрал для себя копье из дерева ясеня, со стальным наконечником. Теперь он был вооружен против любого врага.

— Здешние воины предпочитают бронзу, — заметил он.

— И выделывают ее здесь превосходно, — сказал Давас. — Железо они не умеют выделать в той форме, какая им нужна, и его используют только для орудий труда или для укрепления щитов. Ты теперь вооружен как настоящий свободный воин. А кстати, не каждый может позволить себе купить панцирь, многие носят вместо него рубаху, сшитую в несколько слоев из оленьей кожи. Такая рубаха хотя бы греет в стужу, однако не защищает так хорошо, как панцирь. У вождей и царей вооружение и доспехи драгоценные, украшенные золотом, серебром и янтарем.

— А как здесь ведут боевые действия? — поинтересовался Конан, профессионал ратного дела.

— Я в войнах мало смыслю, — отвечал Давас. — По моему мнению, они дерутся как вооруженный сброд. Я видел армии Турана на параде у стен Аграпура. У каждого воина свое место в строю, все шагают ровно, как по линейке, и всадники скачут будто один человек на одном коне. А здесь! Собьются в кучу на поле и размахивают оружием, пока одна сторона не одолеет. Я слышал, что после таких битв, бывает, и вовсе никого не остается, кто может держаться на ногах.

— Значит, они воюют так же, как и все прочие племена севера, которые мне известны, — с удовлетворением подвел итог Конан. — Это хорошо, потому что сам я тоже с севера и сражаюсь так же, как они.

В это время слуга Даваса крикнул:

— Господин! Я вижу всадников!

Давас обернулся в ту сторону, где вдали от берега начинались леса. На фоне темных деревьев едва различима была маленькая группа всадников.

— Четверо, — сказал Конан. Его зоркие глаза весело заблестели. — Все вооружены. Как ты думаешь, они замышляют что-то недоброе?

— Это мы узнаем, как только они будут здесь, — обеспокоенно ответил Давас. — Если это люди Одоака, то, скорее всего, они не станут нас грабить. Но может быть, это разбойники.

— Разбойники или солдаты. Не стоит бояться, их всего четверо.

Давас удивленно поглядел на Конана.

— А у тебя, друг мой, недурное мнение о себе, — сказал он.

Конан улыбнулся.

Всадники скакали на низкорослых крепких лошадях с лохматыми нестрижеными гривами и хвостами Такой же неряшливый вид был и у самих всадников Из-под шлемов торчали темно-русые, а у кого-то рыжеватые волосы, длинные и нечесаные; бороды тоже были не стрижены и спускались на грудь. Все четверо были вооружены так же, как Конан. Всадники въехали во двор лавки Даваса. Один из них, с серебряным вороном на шлеме, опередил остальных и заговорил с Давасом, не спуская при этом глаз с Конана.

— Приветствую тебя, торговец! Мы — люди Одоака. Наш вождь желает знать, не вынесло ли недавней бурей на берег что-либо ценное.

— Нет, ничего, кроме обломков дерева и разной дряни, — отвечал Давас. — Удалось ли вам захватить более богатую добычу на побережье?

Всадник указал на мешки, которые были навьючены на спине одного из коней:

— Нашли немного отличного янтаря и кораллы — Потом он кивнул головой в сторону Конана, смотревшего на пришельца без тени смущения: — А кто этот человек? По его внешности я вижу, что он не принадлежит к нашему племени.

Прежде чем Конан успел что-либо ответить, Давас сказал:

— Это просто несчастный моряк, потерпевший крушение. Его вышвырнули на берег волны. От его корабля остался только обломок мачты, но и тот настолько просмоленный, что дерево не годится даже на дрова.

— Ты что, не слышал, о чем я спрашиваю? Меня интересует то, что имеет цену Раз его выбросило на берег, значит, он — наша добыча и собственность короля Здоровый парень, работорговцы выручат за него хорошие деньги

Было время, когда за такие слова Конан не сходя с места раскроил бы череп наглецу. Но годы и жизненный опыт научили его благоразумной сдержанности, которая была тем более уместна здесь, в чужой стране Поэтому он сказал:

— Я не хочу сражаться с тобой в доме моего друга. Если ты действительно собираешься продать меня работорговцам, то давай выйдем в открытое поле. И я выпущу из тебя кишки и задушу ими твоих дружков!

При этих словах Давас побледнел. Но предводитель всадников только ухмыльнулся:

— Ты осмелился дерзить человеку, за которым перевес сил — нас четверо.

— Тебя я убью первым. Против меня уже останется трое. А с тремя врагами мне не раз приходилось биться. И мне потребуется не больше трех ударов, чтобы покончить с ними. — Конан невозмутимо улыбнулся.

— Самонадеянный болван! — воскликнул всадник — Твое счастье, что этот торговец находится под защитой самого короля. Смотри не попадись мне где-нибудь в другом месте! — И, не дав Конану времени ответить, предводитель всадников развернул коня и поскакал прочь со двора. Следом за ним двинулись и его спутники.

— А ведь дело было серьезное, — сказал Давас. Он не сразу пришел в себя и теперь с облегчением вздохнул — За такие речи они могли прикончить тебя на месте.

— А что же мне было делать, по-твоему? Сдаться и позволить продать себя работорговцам? И потом, на самом деле вовсе не было причины для страха. Этот парень с вороном на шлеме — попросту надутый пузырь, напяливший на себя бронзовый панцирь. А пузыря не стоит бояться, уж поверь мне — Киммериец хлопнул Даваса по плечу так, что тот присел и едва удержался на ногах. — Пошли, друг, пора ужинать. Завтра я отправляюсь в путь, поеду искать удачи.