"Конан в цитадели мрака" - читать интересную книгу автора (Робертс Джон Маддокс)

Глава пятая

С громким цоканьем лошадиных копыт киммериец и его спутники приблизились к огромным городским воротам. Стража кивнула им, не утруждая себя даже поверхностным осмотром. Лачуги, лепившиеся к городским стенам, были почти так же безлюдны, как и палаточный город снаружи. Все горожане, кого носили ноги, толпились на городской площади, где празднество в этот день достигало высшей точки — массовой казни преступников.

Осман подъехал к Конану:

— Будто город призраков.

— Только здесь, но не на площади.

Конан вновь был облачен гераутским воином. Он с отвращением посмотрел на выбранный Османом маскарадный костюм. Коротышка предпочел выглядеть нищенствующим монахом культа Бес. Эти святоши-попрошайки наряжались в рваные набедренные повязки, обвязывались длинными связками деревянных бусин и нахлобучивали на себя совершенно не соответствующие прочему одеянию башнеподобные тюрбаны из золотой парчи.

— В этом наряде ты выглядишь как шадизарская шлюха, — заметил Конан.

— И вдобавок абсолютно неприметным. Есть ли более подходящее место для попрошайки, чем подобное празднество?

— А что, если тебя обнаружит подлинный монах Бес? — спросил Ауда, ехавший за ними.

— Никаких проблем. Фальшивых святош всегда больше, чем настоящих. Роль монаха-обманщика я смогу сыграть куда лучше, чем Конан — роль настоящего гераутского воина.

— Да уж, по части наглого бесстыдства этого типа не объедешь, — усмехнулся Ауда.

— Хватит болтовни, — одернул их Конан. — Теперь начинается настоящее дело.

Они завернули за угол, и шум, что до этого заглушали стоящие впритык городские постройки, выплеснулся на всадников полной силой: крики торговцев, песни фигляров, вопли ярмарочных зверей, общее волнение толп народа, где каждый старался перекричать другого.

Разбойники медленным шагом пустили коней по окружности площади, стараясь вести себя как и прочие группы зевак, старающихся увидеть как можно больше. Они небрежно миновали ступени храма, где пара работников, проклиная друг друга, корячилась над почти опрокинувшейся тачкой, груженной семифутовыми бревнами. Рядом Волволикус и Лейла с восторженным вниманием наблюдали за обнаженной, если не считать серебряных украшений, вендийской женщиной, извивающейся в чувственном танце под звуки флейты и барабана, в то время как ее тело обвивал питон, толщиной со стройное бедро плясуньи.

Они проехали мимо замысловатого эшафота, где палачи готовили свои орудия, разводили костры, точили свои зловещие инструменты и объясняли прохожим тонкости своего искусства. На одном краю эшафота находилась громадная деревянная клетка, где, в окружении глумящейся толпы, полсотни осужденных негодяев ожидали ужасной, мучительной смерти. Дверь их клетки была заложена тяжелым брусом, а по обе стороны расположилось по стражнику, вооруженному мечом, копьем и топором.

По кивку Конана Осман небрежно повернул коня и медленно двинулся в сторону казарменных конюшен. Полный круг занял у них добрые полчаса, настолько плотной была толпа, оставляющая свободное пространство только для фигляров.

— Конан, — прошептал Ауда, — мне это не нравится. Людей здесь набито плотно, будто фиников в мешке. Выбраться будет не легче, чем сквозь зыбучие пески.

— Не думаю, — сказал Конан. — Когда люди скачут галопом, кричат и машут оружием, даже такая толпа рассеется перед ними, как дым. Они все силы приложат, чтобы убраться с нашего пути. Это как по волшебству.

— Надеюсь, ты прав.

У ступеней храма они спешились и привязали своих коней к каменным быкам, продев стремена сквозь железные кольца в бычьих носах. Обитатель пустынь по имени Измир остался следить за животными, его рука, будто невзначай, легла на лук, крепившийся к седлу.

Конан и Ауда, совершенно не обращая внимания на храм, неторопливо поднялись по ступеням, как бы лишь для того, чтобы подняться повыше и обозреть толпу. Множество людей сидело на ступенях, некоторые разложили припасенную снедь, обозначая место, с которого собирались наблюдать за грядущей казнью.

Перед самым полуднем в воротах появился жрец и стал нараспев приглашать желающих войти и обозреть храм. Теперь это был человек с необычно шишковатой кожей. И опять лишь несколько приезжих выказали интерес к подобной экскурсии. Среди них были Волволикус и Лейла. Будто бы во внезапном порыве Конан и Ауда направились следом.

Когда любопытствующие, почти не привлекшие внимания толпы, вошли в храм, двое рабочих закончили свою бурную дискуссию, взяли на плечи пару тяжелых бревен и потащились вверх по ступеням. Никто в толпе не бросил на них даже самого поверхностного взгляда.

В равной степени никто не обращал ни малейшего внимания на людей, обозревающих площадь с плоских крыш ближайших к храму домов. Люди эти прижимались к крышам, стараясь быть невидимыми за низкими парапетами, а в руках у них были луки. Они образовали целую цепь по краям крыш и ожидали со стрелами на тетивах.

Конан шагнул под клыкообразную подъемную решетку, как раз когда она со скрипом поехала вниз. Когда варвар вступил в храм, двое «рабочих» обосновались по обе стороны ворот, будто бы занятые какой-то работой для храма, и заклинили своими бревнами проход. Дойдя до бревен, подъемная решетка остановилась, хотя сверху еще несколько секунд доносился лязг механизма.

Жрец с изрытым лицом обернулся на изменившийся звук.

— В чем дело? Что-то случилось с воротами? Мы не сможем продолжить, если… — Тут он увидел парочку, что стояла у своих бревен. — Кто эти двое? Мы не приказывали работать с воротами!

Одной рукой Конан опустил с лица покрывало, другой вытащил меч.

— Еще несколько минут ты не приказываешь ничего, жрец, — сказал он. — Наоборот, исполняешь мои приказы. Вы все, слушайте меня! У нас есть дело внизу, в крипте, а вам следует только не вмешиваться. Делайте как я сказал, и останетесь целы и невредимы. Нам нужно золото, а не кровь. Малейшее неподчинение, и мы вас убьем. А теперь — все в крипту!

Горсточка любознательных посетителей изумленно взирала на говорящего, затем одна женщина в ужасе завопила. Мужчина, скорее всего ее муж, закрыл ей рукою рот и подтолкнул к ступеням, оскалив при этом зубы в сторону Конана, будто извинялся за недостаток воспитания своей половины.

— Так-то лучше, — сказал Конан, помахивая обнаженным клинком. — Все вниз, быстро.

Он взглянул в сторону ворот, и стоявшие там показали ему, что все спокойно. Следовательно, пока они оставались незамеченными.

— Проклятие Аримана падет на тебя за это, разбойник! — закричал жрец, суетливо спускаясь по лестнице.

Острие Конанова меча кольнуло его в спину.

— У твоего бога я не беру ничего, жрец, — сказал Конан. — Я пришел за казной Торгут-хана. Кроме нее, в храме все останется как было.

— Это не смягчит гнев повелителя Аримана, — пригрозил жрец.

— Заткнись, — сказал Конан.

Затем они оказались в крипте. Факелы, вставленные в держатели на стенах, были погашены, и помещение освещалось только светильниками, стоящими на треногах выше человеческого роста. Стен не было видно вовсе, и от этого на Конана напала неясная, безотчетная тревога. Он отогнал страх. Сейчас дело требовало полного внимания.

Посреди крипты лежала огромная груда ящиков и плотных кожаных мешков. И над ними уже возился Волволикус, незнакомым голосом издавая странные звуки, рассыпая снадобья и постукивая по сундукам палочкой из хрусталя и слоновой кости, пока Лейла готовила его инструменты.

— Митра! — воскликнула Ауда. — Надеюсь, девяноста трех верблюдов хватит, чтобы сдвинуть все это с места.

— Такие трудности я переживу, — отозвался Конан.

— То, что ты переживешь за осквернение сего места, лежит за пределами понимания, — ледяным голосом вымолвил жрец.

— Предупреждаю тебя в последний раз, жрец. Заткнись! — Конан указал мечом на стайку молчаливых наблюдателей. — Вы! Отойдите к стенам и оставайтесь там, пока мы не закончим, иначе сами пожалеете. Ты тоже, жрец.

— Нет! — вскричал жрец. — Ты не должен делать этого. Это…

Конан плашмя опустил лезвие на голову жреца, и тот повалился, будто жертвенный бык.

— Заберите его с собой, — крикнул Конан остальным. — И ни звука, если дорога жизнь!

Люди поторопились повиноваться, таща жреца за его мантию и отступая, пока все они не скрылись во мраке.

Голос Волволикуса крепчал, послышался скрежет. У Конана на затылке зашевелились волосы, когда вся огромная масса металла в ящиках и мешках сотряслась, а затем начала подниматься. Через несколько минут груз уже оторвался от земли на человеческий рост и парил в воздухе вопреки всякому пониманию. Сундуки и мешки медленно двигались, выстраиваясь, будто рыбный косяк, в длинную конструкцию с ровными гранями, заостренную с одной стороны и плоскую с другой. Выглядит, сообразил Конан, точно как стигийский обелиск.

Он резко обернулся на звук, донесшийся из окружающей темноты. Вновь принялась стенать женщина, но крик сменился отталкивающим кудахтаньем, а потом резко оборвался. Послышался резкий мужской вопль, но, казалось, он донесся с огромного расстояния.

— Что там происходит? — воскликнул Конан, его обычно стальные нервы уже и так были натянуты до предела колдовством мага.

— Конан! Давай скорее сюда!

Он снова дернулся и обнаружил одного из охранявших ворота стоящим у подножия лестницы. При виде груды сундуков, движущейся на него, глаза его расширились, но он взял себя в руки и повернулся к своему главарю.

— Что случилось? — спросил киммериец.

— Давай же! Давай быстрей!

Бормоча проклятья, Конан вслед за разбойником взлетел по лестнице. Добежав до ворот, они остановились. Оставшийся там разбойник стоял в тени. Он махнул Конану, затем показал наверх:

— Вон там, Конан.

Отойдя в тень, Конан посмотрел в указанном направлении. Сначала он ничего не увидел. Но потом солнце вспыхнуло на острие шлема за парапетом плоской крыши на расстоянии четырех десятков шагов.

— И там! — сказал, показывая, тот, что позвал его. На другой крыше Конан увидел верхушку лука между двумя большими декоративными урнами, полными ярких цветов.

— Сет побери! — рявкнул киммериец. — Загобал нас учуял. Это засада!

Как это могло случиться? Предали их или просто перехитрили? Не важно. Конан из Киммерии был не из тех, кто пускается в бесполезные раздумья. Они обнаружены, значит, придется пробивать себе дорогу. Движение сзади заставило его обернуться.

— Все готово, атаман! — сообщил Ауда. Прямо за ним стояли Волволикус и Лейла.

— У нас тут небольшие изменения в плане, — сказал Конан.

Лейла взглянула на него с иронической улыбкой:

— Что я тебе говорила о планах?

— Успокойся, дочка, — сказал Волволикус. — Что случилось?

— Лучники на крышах. Твое заклинание сработало?

Чародей указал назад. Медленно и величаво гигантская стрела выплывала из прохода в крипту. Конан согнал с себя охватившую его оторопь.

— Мы должны были спокойно пройти к лошадям, а затем ускакать, воспользовавшись паникой, что охватит эту толпу, когда сокровища вылетят из храма. Так замышлялось. Вместо этого нам придется подождать, пока появятся сокровища. Мы проберемся под ними и сбежим в сумятице.

— Будет рискованно скакать через потерявшую голову толпу, атаман, — сказал Ауда.

— Лучше, чем получить по дюжине стрел тотчас, как мы сделаем шаг отсюда, — возразил Конан. — А лучникам нелегко будет отыскать мишень во всеобщей круговерти.

— Будем надеяться, что остальным повезло больше, — сказала Лейла.

— Они отличные парни, — признал Конан. — Давайте позаботимся о собственной шкуре и доверим им их дела.

— Что это там? — крикнул Ауда.

Где-то за площадью в небо поднимался столб белого дыма. Вскоре появились и языки пламени. Народ на площади заволновался. Тревожный ропот пронесся по толпе. На крышах несколько стрелков встали посмотреть, но тотчас скрылись, одернутые своими товарищами.

— Я не знаю, — сказал Конан. — Но мы можем воспользоваться этим. — Он обернулся и увидел, что обелиск уже над ними. — Пригнитесь и будьте готовы бежать!

Они прижались к полу, а над ними в ворота бесшумно скользнула причудливая масса. Конан заскрежетал зубами, борясь со страхом, охватившим его при мысли, какой огромный вес движется над ними столь неестественным образом. Основание вышло наружу, и обелиск завис над ступенями храма.

— Пошли! — крикнул Конан.

Они двинулись вслед за этой штуковиной, а когда та начала подниматься, со всех ног бросились под ней вниз по ступеням. Конан был поражен, услышав восторженный смех Лейлы. Рядом с ними на ступени полетели стрелы, другие попадали в плывущие сундуки. Конан осознал, что их защищает не только нависающая масса, но и поразительное зрелище, отвлекающее лучников от целей.

Те не одни были столь потрясены. Кто-то в толпе завизжал, и люди отвернулись от более отдаленного огня, чтобы узреть угрожающих размеров массу сундуков, восходящую к крышам. Будто волна пронеслась по толпе, когда головы одновременно повернулись. Далее началось столпотворение. Поднялся всеобщий крик, и внезапно люди начали разбегаться во все стороны.

Конан заметил, как один из его бандитов запрыгнул на эшафот, чуть повозился с брусом, запирающим клетку, и выдернул его из гнезд.

— Спасайся кто может, мошенники! — прорезался сквозь невероятный шум его голос.

Мгновение спустя бандит, пронзенный стрелой, уже летел с эшафота. С восторженными и яростными воплями осужденные ринулись из клетки. Один из них ухватил приготовленный для казни топор и принялся махать им направо и налево, с ликующим криком рубя палачей.

Лучники Конана, расположившиеся в разных точках окружности площади, начали стрелять по тем, что засели на крышах. Киммериец увидел, как двое полетели вниз, и тут же заметил золотой тюрбан, продирающийся к нему сквозь толпу. Верный своему долгу, Осман гнал на привязи четверку великолепных жеребцов и остановил их у самого подножия лестницы.

— Садись, атаман! — крикнул Осман. — Здесь становится весело.

Стрела просвистела рядом с его тюрбаном и пронзила убегавшего горожанина. Конан заметил, что добрая половина стрел, нацеленных в него и его людей, поражает случайных свидетелей. Паника в толпе удвоилась, когда людям показалось, что не только город в огне и магия повсюду, но еще и напали враги. Но пораженных стрелами было ничтожно мало по сравнению с задавленными и затоптанными, которых убивали и калечили независимо от пола и возраста.

Конан сел на коня, и тут же стрела вонзилась в заднюю луку седла и там, злобно жужжа, затрепетала. Подбежали два стражника Загобала и попытались ухватить стремена справа и слева. Меч Конана, единым движением описав восьмерку, отрубил по руке у каждого. Лейла помогала отцу взобраться в седло, когда стражник обхватил ее талию и оторвал девушку от земли. Мгновением позже Ауда, уже верхом, подскочил к нему сзади и коротким кривым мечом полоснул его по хребтине. Стражник завопил от боли, повалился назад и отпустил женщину. Две секунды — и она уже была на коне.

— Вперед! — проревел Конан, диким взором осматриваясь в поисках Загобала. И он увидел его стоящим на крыше и управляющим лучниками. Загобал указывал прямо на Конана, рот его был открыт. Конан тут же спрятался под парящей казной, и полдюжины стрел впились в дерево и застучали по мостовой. Огромная масса дерева, кожи, металла все поднималась и вскоре уже не могла защитить от стрел.

— За мной! — крикнул варвар, ринувшись к боковой улице.

Он благодарил всех богов, оберегающих разбойников, за то, что сообразил украсть скакунов Загобала — великолепных боевых животных, приученных к запаху крови и хаосу битвы. Обыкновенные лошади сейчас бы вставали на дыбы и рвались во все стороны, совершенно не подчиняясь седоку. Конан скакал, а за ним несся целый рой стрел, пока он не нырнул меж двумя домами прочь с площади. Он обернулся узнать, следуют ли за ним его компаньоны. Золотой тюрбан Османа ослепительно сверкал на солнце, а еще киммериец увидел Лейлу, поддерживающую в седле отца. Ауда вытащил лук и пускал назад стрелы, только успевая натягивать тетиву. С ошеломляющей быстротой они прорвались сквозь муравейник трущоб и оказались на маленькой площади перед городскими воротами. Здесь кипела другая битва, где кучка разбойников выдерживала натиск превосходящих сил стражников. Разбойники отчаянно удерживали ворота открытыми, стражники так же несгибаемо пытались их захлопнуть. Бандиты сражались с яростью крыс, загнанных в угол, и эта ярость восполняла численный перевес противника.

Конан с тылу пустил коня прямо в гущу стражников и принялся рубить защищенные доспехами головы и спины. Осман и Ауда тут же присоединились к нему, и после множества тяжелых ударов, коими обменялись противники, стража наконец была сломлена, теперь каждый только искал спасения.

— Победа! — объявил Конан уцелевшим соратникам. Измученные разбойники издали победный клич и побежали за ворота искать своих лошадей.

Описывая над головой окровавленным лезвием огромный серебристо-алый круг, атаман разбойников с диким воплем прогрохотал по дороге, за ним устремилась вся его банда.

Ужасающая ярость кипела в глазах Загобала, обозревающего хаос, что творился на площади. Он шел по мостовой, все еще заваленной мусором и телами убитых. С десяток горожан нашли смерть от шальных стрел, много больше было затоптано. Крики раненых пронзали раскаленный воздух, отовсюду доносился плач и стон. Прилавки были перевернуты, повсюду валялась разбитая утварь и бегали обезумевшие ручные звери лицедеев.

Командир стражников медленно поднялся по ступеням и оглядел всю картину разорения. И так же медленно губы его изгибались в какой-то неизъяснимо коварной гримасе. То была удовлетворенная улыбка. Улыбка растаяла при виде дородной туши, что пересекала площадь, мыча, будто выхолощенный бычок.

— Загобал! — возопил Торгут-хан. — Загобал, что произошло? Какое несчастье постигло мое празднество! Пожар, драка, а еще я слышал какие-то россказни безумцев о ящиках, что сами собой воспарили в небо, как ястребы! Что все это значит? Головой твоей заклинаю, объясни мне!

Тучный губернатор, пыхтя и сопя, одолел лестницу. От гнева и неумеренных возлияний его рожа побагровела. А глаза были даже еще красней. Он тряс кулаком перед лицом Загобала:

— Следовало бы засадить тебя в темницу! На этом эшафоте подвергнуть тебя всем мучениям, что были предназначены моим сбежавшим злодеям! — Он указывал на помост, где теперь остались лишь трупы заплечных дел мастеров, принесенных в жертву ярости узников. Вытянутая рука дрожала от гнева. — Все мои тщательно собранные узники бежали! Кажется, будто полгорода объято пламенем! Отвечай, ты, собака! Как это случилось?

— Все шло по моему плану, превосходнейший, — начал оправдываться Загобал. — Соблазненные сокровищами, разбойники в полном составе вошли в город. Мои люди расположились в засаде, и бандиты не замечали, что за каждым их движением наблюдают. Но они не пытались улизнуть с той частью казны, что могли утащить, погрузив на своих коней. Вместо этого они наняли колдуна, чтобы тот перенес все сокровища по воздуху, будто на ковре-самолете из древних легенд. Я не мог знать, что они воспользуются колдовством, превосходнейший.

Яркая краска сошла с лица Торгут-хана.

— Они улетели? Ты хочешь сказать, что те бредни насчет летающих сундуков и мешков — это правда? Разбойники заставили сокровища улететь отсюда?

— Это так, превосходнейший.

— Как… Как много?

— Я как раз направляюсь в храм, чтобы выяснить это. Такое впечатление, что все.

— Все? Вся моя казна улетела?

— Нет, превосходнейший, — поправил его Загобал. — Это была королевская казна.

— И я мертвец, если ты не вернешь ее обратно! Глупец!

Весь объятый гневом и яростью, Торгут-хан отвел руку и хлестнул по лицу своего начальника стражи — звук удара разнесся по всей площади.

Лицо Загобала с мгновенно проявившимся малиновым отпечатком помертвело. Глаза обернулись двумя черными омутами, и ненависть вспыхнула в них. Торгут-хан сообразил, что с этим в высшей степени опасным человеком он зашел слишком далеко. Он ткнул пальцем в защищенную сталью грудь Загобала:

— Отыщи сокровища, Загобал. Верни их и притащи сюда всех бандитов, чтобы предать их смерти на этом моем эшафоте. — Он развернулся и, подобрав полы мантии, направился прочь. — Я должен проконтролировать борьбу с огнем.

Лицо Загобала корчилось от ненависти, гнева и презрения.

— Как будто бы тебя заботит, если даже весь город сгорит дотла, трусливая свинья! — бормотал он, яростно покусывая кончик уса. — Ты сбежал от моего меча! Я отплачу за этот удар, Торгут-хан. Я отплачу сполна!

Тут он увидел еще одного человека, направляющегося к нему через площадь неторопливой, развязной походкой лихого вояки.

— Занятный денек, командир, — сказал Беритус Аквилонский.

— Да уж, разорение даже больше, чем я ожидал, — признал Загобал, его ярость утихала.

— Твой старший выдал тебе не только языком, а? — ухмыльнулся Беритус. — Он оставил пятерню на щеке.

— Я разберусь с Торгут-ханом, не беспокойся. Но я потерял много людей, несколько лошадей, а конюшни в огне.

— Люди у тебя так себе, — сказал Беритус. — Но мы свою роль сыграли как надо, не так ли?

— Да, твои лучники хороши, как ты и говорил. А теперь для вас начинается настоящее дело. Вы должны пуститься по следу мерзавцев.

— Вот это мы делаем лучше всего. — Тут на лице Беритуса появилось отвращение. Загобал обернулся и увидел три спускающиеся по лестнице фигуры в ржавых балахонах, бешенство проступало в их отталкивающих чертах. — Вот так набор невинных милашек, — заметил аквилонец.

— Загобал, я полагаю, ты несешь ответственность за это возмутительное безобразие, — прошептал Трагтан.

— С чего бы это? — сказал Загобал. — Эту резню учинила банда разбойников и мародеров.

— Что нам за дело до этих забитых горожан? — презрительно усмехнулся тот, кого звали Шоск. — Негодяи осквернили священное жилище Аримана! Ты похвалялся направо и налево огромным скоплением сокровищ в храме, дабы соблазнить и без труда переловить бандитов, вместо того чтобы выполнять свой долг и гоняться за ними по их холмам!

Загобал плюнул на ступеньку между ног крапчаторожего жреца:

— Вот на тебя и твоего вонючего бога! Предупреждаю, не выводи меня из терпения, жрец.

— Здесь поставлено больше всех сокровищ и всей крови мира! — закричал багряноликий Никас. — Эти преступники притащили в священную крипту колдуна! Они загнали своих заложников и жреца Умоса за стены. За стены, капитан! — Глаза жреца пылали неким священным ужасом.

— И что из того, жрец? — осведомился Загобал.

— Это более чем простое святотатство, ты, смертный недоумок! — вскричал Никас, схватив Загобала за плечо в приступе ярости и страдания.

Взбешенный Загобал обнажил молнией вспыхнувший меч и полоснул жреца от плеча до пояса. Безжизненное тело обрушилось между Шоском и Трагтаном, застывшими в ошеломлении.

— Вашему приятелю не стоило поднимать на меня руку, — сказал Загобал Трагтану. — Он оказался не тверже вилайетской медузы. Заберите это бескостную падаль к себе в храм.

— Убить заодно остальных, начальник? — спросил Беритус. — Я даже за работу не потребую. Всех жрецов ненавижу.

— Нет, у нас есть дела поважней. Собирай своих людей и самых лучших коней, каких отыщешь. Отправляйся по следу этих злодеев и не дай им уйти.

Беритус отсалютовал, постучав костяшками пальцев по лбу.

— От меня они не сбегут, командир. Ни один.

С этими словами он повернулся и пошел прочь. Загобал спускался по лестнице, довольный тем, что все идет согласно плану. Наглость Торгут-хана перешла всякие границы, но скоро этому будет положен конец. Воин сорвал платок с головы мертвой женщины и вытер лезвие, заметив, что кровь на нем была не красной, как следовало ожидать, но цвета ржавчины, как рясы этих жрецов. Праздным взглядом он окинул храмовую лестницу и обнаружил, что ни жрецов, ни трупа там уже нет. Он пожал плечами, вкладывая меч в ножны. Имелись дела поважней, чем эти безмозглые жрецы с их таинственным бормотанием.

— Мой атаман, — произнес Осман голосом лишь настолько громким, чтобы перекрыть стук копыт. — Ты же говорил, что эти прекрасные лошади предназначены для того, чтобы в случае нужды обеспечить наше бегство, а вовсе не для колдуна с его крошкой.

Коротышка сбросил золотой тюрбан и бусы и теперь скакал, облаченный лишь в рваную набедренную повязку, сандалии и пояс с оружием.

— Планы меняются. Осман. Он не сможет надуть нас сейчас, ослабевший, и всецело в наших руках. — Конан оглянулся на колдуна, хоть и сидящего теперь в седле прямо, но будто придавленного усталостью. Лейла ехала рядом с озабоченным выражением на лице. — Что за пламя там было? Твоя работа?

Осман ухмыльнулся:

— Ну. Я там оказался в одиночестве, все ушли на праздник. Я выбрал лошадей, оседлал их, привязал к своей и, зная, что у меня еще осталось немного времени перед твоим выходом из храма, решил потратить его на доброе дело. Я открыл стойла и вывел всю гвардейскую скотину во двор. Затем в бычьем загоне я развел огонь в огромном стогу сена. Решил, что это лучше всего отвлечет внимание.

— Так и случилось, — сказал Конан. — Это была умная мысль.

— Я же не такой болван, как остальные твои дружки, — самодовольно бросил Осман.

— Сейчас еще рано праздновать, — предупредил Конан. — Пока мы далеко не в безопасности. Сколько наших осталось?

Они ехали мерной рысью через холмы, избегая открытых пространств, и держались каменистых троп, дабы оставлять так мало следов, как это возможно.

Осман посмотрел назад:

— Мы растянулись, и всех я не вижу. Кроме нас двоих, чародея и девчонки, видно Ауду и Убо, скачущих бок о бок. А, вон еще Чемик — этот слишком ленив, чтобы лишиться жизни. Больше никого.

— Конечно же, это не могут быть все, — сказал киммериец. — Впереди маленький водоем. Мы остановимся там, немного отдохнем, а отставшие нас догонят.

— Не слишком ли рано для остановки? — обеспокоенно спросил Осман. — Погоня может быть совсем близко.

— И настигнет нас еще скорее, если мы загоним лошадей, — настаивал на своем Конан.

Через четверть часа они достигли водоема. По приказу Конана всадники спешились, дали лошадям немного попить, проверили сбрую и подтянули подпруги, позаботились о ранах у людей и животных. Пока они ждали, подоспели и остальные, некоторые были ранены. В конце концов, кроме Конана и Османа, оказалось восемь уцелевших бандитов.

— Клянусь Сетом, мы оставили там половину банды! — сказал Чемик, когда стало ясно, что больше никого не будет.

— Не такая уж большая цена, если вспомнить о добыче, — жизнерадостно заявил Осман. — И каждому из нас достанется куда больший куш.

— Ага, — согласился Мамос. — Мне приходилось видеть, как банда уменьшается наполовину в набеге за горсткой лошадей или стадом коров. Никто из нас, берясь за это ремесло, не рассчитывал насладиться долгой жизнью.

— Мы потеряли в Шахпуре добрых товарищей, — сказал Убо, выливая кровь из сапога. Стрела прошла через толстую телячью кожу, и рана оказалась поверхностной, но сильно кровоточила.

— Это правда, — сказал Измир, житель пустыни. — А еще, слишком нас мало осталось, чтобы драться с Загобалом, если он нас догонит. Что случилось с твоим превосходным планом, Конан?

У Конана были и свои сомнения, но он вовсе не собирался обнаруживать слабину перед этими переменчивыми в настроениях шакалами.

— Каждый сидящий здесь и каждый погибший там жил или живет с петлей на шее. Смерть в бою быстра и благородна. Жизнь — ставка в нашей игре. Кто-то выигрывает, кто-то теряет. Поехали, мы соберем нашу добычу и опрокинем по глотку вина за наших павших товарищей. И хватит причитаний.

Убо морщился, натягивая свой пропитанный кровью сапог.

— Ты прав, атаман. Поехали.

Были еще хмурые взгляды и недовольное бормотание, пока они взбирались на коней, но не прошло и часа, как все уже смеялись и шутили, строя планы, связанные с ожидающим их грандиозным уловом.

— Твои люди быстро обрели хорошее настроение, киммериец, — заметил Волволикус.

— Как дети, — сказала Лейла, — что за сто ударов сердца успевают посмеяться, поплакать и вновь посмеяться.

— У этих людей отрезано прошлое и нет будущего, — ответил киммериец. — Для них ничего, кроме настоящего, большого смысла не имеет. А сейчас виды на кучу золота заслоняют все остальное.

Они скакали уже глубоко в ночи, под мерцающими звездами. Многие давно бы уж запутались в лабиринте холмов, оврагов и высохших русл, но Конан вел их безошибочно. И когда наконец зарею окрасился восток, они вступили в ущелье, ведущее к их убежищу. Добравшись до водоема, разбойники издали счастливый рев при виде огромной груды сундуков. Сокровища так и приземлились в виде обелиска, а затем, когда рассеялись чары колдуна, обрушились длинной, неровной кучей. Сообразительный Осман первым заметил: что-то не так.

— Мне это не нравится, атаман, — сказал он Конану.

— Кром! — пробормотал Конан в растущей тревоге. — Где верблюды?

Имелась масса следов, говорящих о том, что верблюды здесь были, но ни одного животного в поле зрения не оказалось.