"Хольм ван Зайчик. Агарь, Агарь!.." - читать интересную книгу автора

добрым и всем все прощать... Представить не получалось. Он был этого лишен.
У всех - дом, у него и таких, как он, - пристанище.
Обман чувств это или реальность? Мания или точное понимание? Он не
знал. Но с каждым годом все сильней пилил и сверлил сердце назойливый
древоточец: чувство, что ничего своего у него здесь нет.
И не будет.
И если будет, то не здесь.
К соседнему столику степенно прошествовал, с чисто польской
уважительностью неся перед собою живот, серьезный пожилой господин с
красивой, со вкусом одетой и выверенно украшенной драгоценностями дамой; так
носят бриллианты лишь те, кто к ним привык. Господин этот тоже частенько
ужинал здесь; не зная, как зовут господина и его спутницу, кто они и где
живут, он тем не менее лет уже около двух раскланивался с ними. И сейчас он
приподнялся со своего стула и вежливо коснулся пальцами шляпы. Дама, не
поворачивая головы, с мимолетной приветливостью улыбнулась в пространство,
плавно перетекая в своем платье до пят к привычному месту; дорогая ткань
вкрадчиво и ритмично шуршала, словно лебедь чистил перья. Господин чуть
кивнул.
Показалось или нет, что он кивнул небрежнее, чем всегда?
Показалось или нет?
Что ж, в такое время с такими, как он, скоро совсем перестанут
здороваться... На всякий случай.
А тут еще сон...
У него не получалось вспомнить, что именно снится ему вот уже несколько
ночей подряд - но откуда-то он знал, что снится одно и то же. Наверное,
из-за одинаковой грозной томительности сна, одинаковой беспомощности,
которые душа помнила наутро... Тоска и бессилие. Нет, не так. Непонимание.
Ему обязательно нужно было сделать что-то очень важное, оно могло определить
всю его дальнейшую жизнь... возможно, не только его, но - многих. Однако во
сне он никак не мог сообразить, что именно; а проснувшись, не мог вспомнить,
что за выбор поставила перед ним ночь.
Сон Навуходоносора...
Вот только не было Даниила, который поведал бы ему его же собственный
незапоминаемый сон и растолковал, что тот значит; он сам должен был бы стать
себе Даниилом2. Легко сказать...
Помнилось только смутное ощущение нараставшего раз от раза грозового
напряжения, и откуда-то сверху требовательно - все более и более
требовательно - нависал и всматривался ему в темя, хмурясь, Бог. Беспощадный
и железный, словно зависший прямо над домом ревущий боевой "сикорс", из
бомболюка которого уже вывернулась, готовая обрушиться вниз, бомба...
Ордусяне, раньше всех начавшие строить и продавать всему миру
"сикорсы", утверждают, будто у них до сих пор нет боевых. Только
спасательные, транспортные... Но кто же им верит, ордусянам. Пусть сколько
угодно повторяют, что спокон веку не встревали и впредь не намерены
встревать в дела Европы... Никогда не знаешь, чего ждать от этой громады,
залегшей по ту сторону границы в каких-то трехстах километрах к востоку от
Варшау - и будто в другом мире. Даже если она неподвижна - уже в самом ее не
нынешнем, будто из иных, то ли ушедших, то ли еще не наставших эпох,
отточенном ее странной этикой покое чудится неведомая опасность, куда более
грозная из-за своей непостижимости, нежели пахнущие бензином и смазкой,