"Борис Зайцев. Голубая звезда" - читать интересную книгу автора

на столе, и нечто от Христофорова сразу определилось в его жилище. Было оно
в этих цветах, в снимке боттичеллиевской Весны на стене, в книгах,
чемоданчике, в штиблетах на ластике, выглядывавших из угла комнаты.
В жизнь дома он вошел удобной частью; был незаметен, нешумлив,
неутомляющ; гулял иногда с Машурой и Антоном. С Натальей Григорьевной мог
поговорить о Шатобриане.
Антон чувствовал себя с ним неровно. Что-то в Христофорове ему не
нравилось, почти раздражало. Не любя кого-нибудь, он обычно - резко
задирал. Задирать Христофорова было нелегко, за полной его
нечувствительностью. Быть добрым и простым - тоже не выходило. Антона злило
спокойствие, как бы безоблачность этого человека.
- Я знаю,- говорил он Машуре, раздраженно,- что он у червяка
попросит извинения, если наступит. Люди, которые всегда, во всем правы!
Невыносимо!
Машура смотрела на него с усмешкой.
-- Ты бы лучше хотел, чтобы он всегда был не прав?
- Не подумай, пожалуйста, что я чрезмерно им интере- суюсь,- сказал
Антон, подозрительно.- Мне, в сущности, до него очень мало дела.
- Я ничего не думаю,- ответила Машура,- но ты к нему несправедлив.
- Ну, конечно, я во всем виноват!
Антон вспыхнул, и разговор прервался.
Иногда он садился на велосипед и уезжал на станцию, оттуда с поездом в
город. Без него в доме сразу становилось тише, иногда Машура ловила себя
даже на том, что несколько она отдыхает;
легче нервам. Это было отчасти и нехорошо; ее изумляли отношения с ним.
Уже давно привыкла она считать его своим, и себя -
328


принадлежащей ему. Тогда откуда же эта неловкость? Как бы
затрудненность в чувствах? "У него нелегкий характер,- решила она, стараясь
себя успокоить.- Но, конечно, я должна его поддерживать".
Странным казалось ей то, что с Христофоровым ей было легче, свободнее,
хотя понимала она его еще менее, чем Антона. Иногда, ложась спать, она
улыбалась в темноте: "Он странный, но страшно милый. И страшно настоящий,
хотя и странный".
Случалось ей видеть, как в знойный полдень подолгу он сидел над
гусеницей, ползшей по листу; без шляпы бродил по саду, с расширенными
зрачками. Обедая на балконе, внимательно наблюдал, куда летит горлинка,
точно ему это требовалось. И с той же внимательностью, нежностью переводил
взгляд на Машуру.
- Вам все нужно, все нужны? - улыбаясь, спрашивала Машура.
Он отвечал спокойно и приветливо:
- Я люблю ведь это... все живое.
В мезонине у него была подвижная карта неба. На каждый день он мог
определить положение звезд. Вечерами очень часто выходил в сад, всматривался
в небо, как бы сверяясь, все ли на местах в его хозяйстве.
Это заметила и Наталья Григорьевна.
- У вас со звездами какие-то особые отношения,- сказала она раз
шутливо.