"Денис Закружной. Око шторма ("S.T.A.L.K.E.R.") " - читать интересную книгу автора

да, собаке - собачья смерть! Я заслужил это. Подношу ее к горлу и тут, краем
глаза замечаю, что на табуретке жестокое видение забыло свою любимую книжку,
которая была с ней тогда, в тот роковой день, и сгинула вместе с нею. Не
может быть, это опять морок. Но любопытство пересиливает нахлынувшую жажду
смерти. Падаю на колени. Нет, ну это точно она. "Винипух и все-все-все" -
написано корявыми нарочито детскими буквами. На обложке веселый плюшевый
мишка поедает прямо из горшка обоими лапами зеленый мед, а на него с ужасом
смотрит лопоухий кролик и с восторгом розовый пятачок. Да это она: Сашенька
написала корявыми детскими буквами слово "Мед" на горшочке, а из кармашка
пятачка выглядывает дорисованный ею же трюфель. И еще одна деталь - в
воздухе висит запах горелого.
Тут дверь открылась и на пороге возник встревоженный Сэм:
- Sir? Are you all right? I just heard a noise. ( - Сэр, Вы в порядке?
Я только что слышал шум)
- All is all right, Sam. There is nothing to worry about. Wait. Do you
see that? ( - Все в порядке, Сэм. Ничего страшного. Подожди. Ты видишь
это?).
Поднимаю с табурета книжку и показываю ему.
- Yes, Sir.(Да, сэр)
- What is it? (Чтоэто?)
- The book, I saw it before. But, you know, I do not speak Russian.( -
Книга, я видел ее раньше. Но, Вы же знаете, я не говорю по-русски).
- Do you smell something? (- Ты чувствуешь запах?).
- No... ( - Нет...)
- Try agaign. ( - Попробуй еще раз)
Покорно принюхивается, что-то унюхал - вижу по глазам, но говорить не
хочет.
- No, nothing. I am sorry, sir. Something else? ( - Нет, ничем не
пахнет. Мне жаль сэр. Что нибудь еще нужно?)
- That is all, you may go. (Это все, ты можешь быть свободен).
Продолжая бормотать ненужные извинения, Сэм уходит. Все правильно, в
доме повешенного не принято говорить о веревке, даже если о ней интересуется
сам повешенный. Книга, книга - откуда же ты взялась, и что все это означает?
Снова в недоумении верчу ее, листы вдруг раскрываются, и оттуда выпадает
сложенный вдвое тетрадный листок...
Пелена сна спадает неохотно, но процессу прихода в себя здорово
помогает бушующий внутри черепа пожар. Как больно, как же больно.
Переворачиваюсь на спину: выброс длится всего лишь пять, от силы десять
секунд, а значит он уже позади. Это, казалось бы, маленькое усилие дается с
невероятным трудом. Боль становится еще более невыносимой, из груди рвется
крик... А-А-А-А-А....-А. Нет, это невозможно терпеть, зачем я в себя-то
пришел? Вдруг, как будто кто-то лишил сжалиться надо мною, боль бесследно
исчезает, но нервные окончания все еще ноют - помнят о ней. Лежу на спине.
Боже, какой счастье! Как хорошо вот так вот лежать и ничто тебя не
беспокоит, ничего не надо делать. Неожиданно вспомнился сон. Такой яркий,
четкий объемный. И не поймешь кошмар это был, или просто видение. Это очень
странно. Вообще-то при пробуждении память о том, что видел во сне начинает
улетучиваться, а здесь только новыми подробностями обрастает. Вспоминается,
например, что Сэм деловито отобрал у меня "розочку", а уже потом
поинтересовался, что же происходит. А уходя он заметил осколки и, с