"Леонид Залата. Волчьи ягоды " - читать интересную книгу автора

кодовым названием "Сирень". Желаю успеха!.. Честь имею!
Ярослав церемонно раскланялся и пошел не оглядываясь.
Эта ночь и следующий день, последний перед отпуском, тянулись
невероятно долго. А тут еще Савчук, главный редактор, снял передачу "Природа
и мы", даже не дослушав ее до конца. Полистал календарь на столе, качнул
костлявым плечом:
- Чудеса! Праздник вон когда отшумел, а соловьи до сих пор хрипят,
сорвали, видно, голоса.
Главный смотрел на Яроша поверх очков, в глазах ни тени улыбки, сама
невинность. Ох уж эти Савчуковы штучки! Лучше бы выругал. Возражать, однако,
было нечего. Соловьи и в самом деле не отличались чистотой голосов. Ярослав
давно собирался обновить записи, да все руки не доходили.
Вечером во вторник Нина не пришла на свидание. Впервые за время их
знакомства Ярослав сидел на скамейке под ивами и от нечего делать бросал
камешки в воду. Корил себя за вчерашнее. Обиделась Нина, не пришла даже
попрощаться. Сам виноват, если операция "Сирень" завершится успешно. Может,
и сейчас бродят они с тем лейтенантом, смеются над ним, а он сидит тут, как
верный рыцарь. Во все времена верность ценилась прежде всего, но что, как не
она, чаще всего приносилось в жертву?
Придя к такой мысли, Ярош почувствовал себя обиженным. Захотелось с
кем-нибудь поделиться своими горестями. С кем? У отца слишком аналитический
ум, как начнет все раскладывать по полочкам, рад не будешь. Вот мать умеет и
посочувствовать, и утешить, иногда диву даешься, откуда у нее берутся нужные
слова...
Стемнело. Утомленное за день высокое майское небо припало к земле,
стало густым и синим, как днепровская вода. Ярослав сел в трамвай и,
задумавшись, чуть не проехал свою остановку. Во дворе в зеленой беседке
играли в шахматы. В другой раз он не утерпел бы, хоть на несколько минут
подошел, постоял за спинами игроков, оценил бы положение на доске, а теперь
только скользнул взглядом по игрокам и болельщикам.
- А мы ждали тебя с Ниной, - сказала мать. - Что же ты без нее?
И вдруг он понял, что ничего не скажет матери. Прошло время, когда
вместе и радовались и горевали. Вырос - отдалился. Почему так? Куда девалась
откровенность?
- Что-то там дома у нее. Торопилась...
Услышал свой голос и поспешил к умывальнику, плеснул водой в
разгоревшееся лицо. Впервые в жизни он лгал матери.
Ужинали втроем. В последнее время это случалось не часто. То старшему
Ярошу в ночную к своему металлу, то младший задерживался. Зато когда
садились за стол вместе, мать чувствовала себя как на празднике.
Около полуночи, разбудив в радиокомитете сторожа, Ярош взял в гараже
свою "Яву" и выехал с портативным магнитофоном за город.
Дубовая балка у излучины Днепра начиналась за переездом через линию
пригородной электрички, террасами сбегала к берегу, к самой воде. Густой
бурьян был наполнен дремотными голосами цикад, в черной низине за камышом
лениво квакали лягушки. Путаясь ногами в зеленых плетях дикого клевера, Ярош
шел к старому дубу на поляне. Деревья и кусты словно отшатнулись в стороны в
страхе перед мощью его узловатого ствола, а может, наоборот, он и вырос
потому таким большим и величественным, поскольку ничто не мешало ему пить
вдоволь земные соки.