"Валерий Замыслов. Огнем и мечем ("Иван Болотников" #2) " - читать интересную книгу автора Но Болотников, неожиданно для всех, принял сторону Беззубцева.
- Плохо, други, коль кромцев в беде оставим. Не они ль первыми на Шуйского поднялись? На Кромы ныне весь народ смотрит. Сомнет крепость Шубник - и подрежет думы о волюшке. А то худо, думам тем надо крылья дать, дабы вольной птицей по Руси полетели. Негоже нам братьев своих покидать. Да и другое зело важно. Беззубцев прав: через Кромы прямой путь на Москву. Не зря ж Шуйский поспешает к оной крепости. Ведь на Елец же он не двинул рать, коварец. А там и пушки, и броня. Выходит, Кромы ему нужнее. Ближняя соломка-де лучше дальнего сенца. Не так ли, други? - Пожалуй и так, батько, - согласился Устим Секира. - На Кромы, воевода, - молвили Нечайка Бобыль и Тимофей Шаров. Нагиба же отмолчался. Уходил с совета сумрачным. "Не промахнулся ли, батька? Беззубцева послушал. А вдруг тот царев лазутчик? Что ему казаки да лапотная голь". Выступать решили утром. А в тот же день в Путивль вернулся Матвей Аничкин. Вошел в Воеводскую с казаком в алой чуге. Казаку лет за сорок, чернявый, сухотелый, нос с горбинкой; загорелое лицо в сабельных шрамах, курчавая борода с сединой. - Здорово жили, воевода... Не признал? - Федор! - ахнул Иван Исаевич. - Федька, дьявол! Воевода поспешно поднялся с лавки, крепко обнял Берсеня, а тот, несказанно радуясь встрече, восклицал: - Жив, жив, друже любый! Затем, отступив на шаг, зорко глянул на Ивана Исаевича. - Однако ж хватил ты горюшка. Вон и борода в серебре, и кудри - Да и тебя, Федор, жизнь изрядно тряхнула. Вижу, в курене не отлеживался. Ишь, как лицо изукрасили. Ятаганом? - Было, Иван Исаевич. И ятаган, и ордынская сабелька. Дикое Поле!.. А сам-то как из полону выбрался? - То сказ долгий, Федор. Как-нибудь на досуге... Много ли донцов привел? - Две тыщи. Болотников вновь крепко обнял Берсеня. - Доброе воинство. Приспел ты в самую пору, Федор. Блеклое поранье. Щербатый месяц свалился за шлемовидную маковку храма. На караульных башнях клюют носами дозорные глядачи. Путивль спит. Иван Исаевич стоит на крепостной стене. Взор его устремлен в туманную даль. Вот-вот заиграет заря, опалив малиновым разливом поля и перелески. Лицо Болотникова отрешенно-задумчиво. "Господи, какая тишь! Какая благость окрест. Как будто нет на земле ни горя, ни лиха. Жить бы, радоваться да доброй работушкой душу тешить... Бывало, в эту пору с отцом в луга снаряжались. Славно-то как! Медвяные росы, густое сочное дикотравье в пояс. А воздух? Хмельной, пахучий. Душа поет... Отец без шапки, в белой рубахе. Косит - залюбень! Ловко, сноровисто, ходко. А как он стога вершил, какие одонья выкладывал!.. Добро в лугах, привольно". |
|
|