"В.И.Зарудный. Фрегат 'Бальчик' " - читать интересную книгу автора

мужика есть ум, душа и сердце, так же как и у всякого другого.
Эти господа совершенно не понимают достоинства и назначения дворянина.
Вы также не без греха: помните, как шероховато ответили вы мне на замечание
мое по случаю лопнувшего бизань-шкота? Я оставил это без внимания, хотя и не
сомневался в том, что мне ничего не значит заставить вас переменить способ
выражений в разговорах с адмиралом; познакомившись с вашим нравом, я
предоставил времени исправить некоторые ваши недостатки, зная из опыта, как
вредно без жалости ломать человека, когда он молод и горяч. А зачем же
ломать вас, когда, даст бог, вы со временем также будете служить как
следует; пригодятся еще вам силы, и на здоровье! Выбросьте из головы всякое
неудовольствие, служите себе попрежнему на фрегате; теперь вам неловко,
время исправит, все забудется. Этот случай для вас не без пользы: опытность,
как сталь, нуждается в закалке; ежели не будете падать духом в подобных
обстоятельствах, то со временем будете молодцом. Неужели вы думаете, что мне
легко было отдать вам то приказание, о котором мы говорили, а мало ли что
нелегко обходится нам в жизни?
Не без удивления выслушал я монолог адмирала.
Куда девался тон простяка, которым Павел Степанович беседовал с
мичманами наверху по вечерам? Откуда взялись этот огненный язык и
увлекательное красноречие?
Эти вопросы задавал я себе, выходя из адмиральской каюты совершенно
вылеченный от припадка нравственной болезни, с которой вошел в нее. Как
опытный лекарь, Павел Степанович умел подать скорую и верную помощь; а это
было ясным доказательством того, что он был великий моралист и опытный
морской педагог.
Говорят, что каждая мысль, переданная обществу посредством
книгопечатания, производит полное полезное свое действие не тотчас, а со
временем; это применяется к мыслям вообще, переданным даже в бегучем
разговоре, ежели они выражены умным и энергическим человеком.
После разговора с адмиралом я испытал только благодетельное облегчение,
но не усвоил себе с той же минуты тех истин, которые он высказал. Долго
после того порочные наклонности моего ума противодействовали впечатлениям
сердца и память носила тяжелую ношу оскорбленного самолюбия. Сохраняя
прежние наружные отношения с адмиралом, я в душе своей из числа самых
преданных людей перешел на сторону многочисленных противников, которых
Нахимов приобрел в продолжение своей энергической жизни. Я думал и отзывался
о нем неблагоприятно. Иногда в разговорах своих с теми людьми, которые
интересовались Нахимовым, я отдавал ему хвалу, как простому, доброму,
русскому человеку, умалчивая о достоинствах его как морского офицера и
педагога.
Различие между этими двумя похвалами должно быть понятно не в одном
сословии специалистов. Но когда опыт познакомил меня короче с жизнью вообще
и с людьми в особенности, когда пространство времени отделило личность
человека, который имел на меня могущественное влияние, тогда только начали
постепенно развиваться во мне переданные им начала; тогда только вполне
понял я мысль, выраженную энергическим и доброжелательным начальником.
Но не один я был виноват перед Нахимовым: и другие ошибались.
Последствия обнаружили успех системы Нахимова, и тогда только мы
получили факты из нравственного мира, послужившие основанием к определению
значения и характера этого необыкновенного человека, который жил увлечением,