"Нью-Йоркские ночи" - читать интересную книгу автора (Браун Эрик)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Холлидей просидел в баре “Пена” почти до утра, все время заводя с различными женщинами разговоры о Найд-жерии и ее любовнице. Ничего существенного он так и не узнал, просто выяснил, что Сисси строго разделяла общение с “сестрами” и свою профессиональную жизнь. Она лишь изредка и мимоходом упоминала о сотрудничестве с Кибер-Тек, что, в общем, естественно для человека, работающего на переднем крае новой технологии.

На сей раз Длиннолицая не стала учинять ему допрос, да и маленькая Мисси Стальная Клешня тоже не появлялась, а он надеялся расспросить ее о похищенной той ночью обойме. Вообще-то Холлидей не думал, что девчонка как-то связана с латиносом, но чего на свете не бывает.

Пораньше вечером он повел Ким в маленькое итальянское бистро недалеко от офиса, и они поболтали, угощаясь лазаньей и запивая ее бутылкой кьянти. Ее прежнее, настроение испарилось без следа. Ким выглядела вполне беззаботно, с энтузиазмом рассказывала ему о задуманной бизнес-экспансии: еще двух точках в соседнем квартале, – и Холлидей отлично понимал, что нет смысла возвращаться к ее истерике прошлой ночью. Он чувствовал облегчение, но одновременно и беспокойство оттого, что она даже не упомянула об этом инциденте, о своих слезах, не извинилась и вела себя так, словно не помнила о том, что между ними произошло.

Довольный, что их отношения снова выровнялись, Холлидей отвел Ким в мансарду и отправился в город.

Было почти четыре утра, когда он наконец вышел из “Пены” и медленно поехал к Вашингтон-сквер, сам не понимая, зачем это делает. Он свернул на площадь и припарковал “форд” под деревьями напротив Солано-Билдинг.

Соседнее здание перестроили в соответствии с новой модой: теперь его голографический фасад выглядел как мраморная вилла с колоннами времен рабовладельческого Юга. По сравнению с ним Солано-Билдинг со своими исчерканными граффити стенами казался темным, закопченным и почти зловещим. Холлидей прочитал одну из надписей: “Ви-рекс против виртуального империализма!” Интересно, что это значит?

На улицах было по-прежнему многолюдно. Народ валом валил из ресторанов и баров, группы студентов околачивались на перекрестках. Несколько стариков собрались на площади поиграть в шахматы на старых бетонных столах вокруг печки. Беженцы и бездомные кучами спали под деревьями.

Повинуясь непонятному импульсу, Холлидей вылез из машины и пошел через площадь к игрокам за шахматными столиками. Земля под ногами сверкала изморозью, а дыхание вылетало изо рта облачком пара, похожим на нарисованный пузырек в комиксах, куда надо вписать фразу.

Худенький чернокожий мужчина сидел, кутаясь в тяжелое зимнее пальто и обхватив обеими ладонями кофейную кружку.

– Эй, парень, в шахматы играешь? – хрипловатым голосом поинтересовался он.

– Не очень хорошо. Человек рассмеялся.

– Ну, я тоже не очень. Как насчет партии? На десять долларов…

Холлидей присел и вынул банкноту. Мужчина установил часы на пятиминутный матч, и вскоре Холлидей уже попал в неприятности: за четыре минуты ему поставили шах и мат. Он пожал сухонькую, морщинистую руку противника и спросил:

– Вы здесь все время? Негр усмехнулся:

– Черт подери, я практически живу здесь, сэр.

– Не видали в прошлую ночь моего приятеля? Кубинец, длинные черные волосы, вот здесь шрам?

Шахматист нахмурился и поглубже нырнул в свое пальто.

– Не помню такого, парень. И вообще стараюсь держаться от них подальше. Еще партию?

– В другой раз, о'кей?

Холлидей прикрыл глаза. Перед мысленным взором возникло видение: вот он играет в шахматы с сестрой – Элоизой, и, как всегда, проигрывает. В этот момент ему показалось, что кто-то вскрикнул, и Холлидея вдруг охватило давешнее чувство всепоглощающей тоски, высасывающая душу боль, которая, казалось, не имела ни причины, ни источника.

Он огляделся, почти готовый увидеть, потом встал и заспешил через окаймленную деревьями площадь, абсолютно уверенный, что заметит некое мимолетное движение, какую-то тень вдали. И вдруг резко остановился.

В пяти метрах от него, не более, стояла и смотрела сквозь ледяную ночь она, Элоиза.

Она была все такой же, какой он помнил ее все эти годы: очень тоненькой и бледной, как лилия. Хрупкая, большеглазая, она напоминала какую-то актрису былых времен, Фей Рей, что ли? В детстве он видел фильм “Кинг Конг”, и сходство героини с сестрой поразило его больше, чем страх перед чудовищем.

Она была одета в короткий белый халатик, и хотя Холлидей сознавал, что это только галлюцинация, но какой-то иррациональной частью своего мозга он ощущал беспокойство оттого, что она так неуместно одета этой морозной ночью.

– Элоиза?

Она улыбнулась. А потом, к его неописуемому удивлению, заговорила:

– Привет, Хол! Как дела?

– Я… – Она казалась такой реальной, что он огляделся вокруг, как будто надеясь убедиться, что другие рядом с ним тоже видят это дитя. Несколько беженцев действительно уставились на него, но другие прохожие спешили мимо, не желая встречаться взглядом с идиотом, который разговаривает сам с собой.

Он шагнул ей навстречу и остановился. Она выглядела такой реальной, такой настоящей! Светлые волосы изящными короткими локонами облегали голову…

Она поставила каблучок красной туфельки на носок другой и, казалось, внимательно их рассматривала, время от времени бросая на Холлидея быстрый взгляд огромных голубых глаз.

Он хотел броситься к ней, обнять, но понимал, что образ от этого сразу развеется.

– Почему ты здесь, Элоиза? Что ты делаешь?

– Но ты же знаешь! Ты сам меня позвал.

– Я? Я позвал? Как? Она хихикнула в кулачок.

– Откуда я знаю как, дурачок! Позвал, и все.

Он рассматривал ее во все глаза. Когда она умерла, он был вдвое старше ее – четырнадцать лет, – по мнению отца, почти мужчина. И очень близок со своими сестрами-близняшками. Они были еще слишком маленькими, чтобы возникало соперничество, и в то же время достаточно взрослыми, чтобы оценить его жизненный опыт.

– Что случилось, Элоиза? – шепотом спросил он.

– Ты имеешь в виду пожар? Что случилось на пожаре?

Холлидей кивнул. Пожар он помнил. Мысленным взором он видел пламя, взметнувшееся над родным домом вместе со всем, что было ему дорого, но он не мог вспомнить ни одного конкретного эпизода этого драматического дня. Он знал, что в них кроется ключ к воспоминаниям, которые сознание подавляло все эти годы.

– Я не могу тебе рассказать, дурачок, – пропела Элои-за. – Я не могу этого помнить, ведь так? – Она посмотрела на него с внезапной серьезностью. – Ты должен спросить папочку и Сью, спросишь?

Сказав это, она повернулась и пошла прочь. Он бросился следом, побежал. Но все было как во сне: он гнался за ней, но не догонял, двигался медленнее и медленнее… Он видел, как призрачное дитя несется с неестественной скоростью и наконец скрывается за толстым стволом дерева. Хол-лидей рванулся вперед, подбежал… и застыл в неподвижности. Она исчезла.

Он стоял посреди заледеневшей площади, в бессмысленной мольбе протягивая руки в пустоту и чувствуя на себе враждебные взгляды бездомных. Наконец он очнулся и пошел через площадь, отыскивая глазами машину. Забрался на водительское сиденье, включил обогреватель на полную мощность и, согреваясь, стал думать: неужели он сошел с ума? В виртуальной реальности что-то произошло с его головой. Что-то проникло туда и растревожило память, глубоко похороненную в подсознании. Потом задумался над тем, что посоветовал призрак, механическим движением завел мотор “форда” и заметил, что уже движется по городу с некоей целью, прибавляет скорость на мосту Квинсборо, въезжает на Лонг-Айленд, несется по шоссе № 495 через Квинс. Далеко к югу сияло облако света над аэропортом Джона Фицджеральда Кеннеди. Еще выше огни снижающихся самолетов составляли причудливый светящийся лабиринт. Целый час он ехал по этому шоссе и не встретил ни одного автомобиля. Холлидей прибавил скорость и откинулся на сиденье, слушая по радио негромкую классическую музыку.

Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз ехал этим путем, но когда они с отцом договаривались о встрече, Холлидей настоял на ресторане, чтобы только не появляться в доме. Естественно, дом уже был другим, после пожара его перестроили иначе, но в том же стиле. Холлидею никогда не нравилось жить в нем. Новый дом казался самозванцем, в нем не было очарования того, прежнего жилища. Новое дерево, оседая, скрипело и стонало, а он приписывал это прогулкам неуспокоившегося духа.

По шоссе № 97 он свернул к берегу, а через двадцать минут сбросил скорость, проезжая мимо Блю-Поинт и череду дорогих вилл, выходящих фасадами к морю. Его отец жил в трех километрах дальше по побережью, у заросшей травой дороги, которая упиралась в дюны у самого уреза воды. Последние мили Холлидей буквально полз, как будто его разум не желал осуществлять то, что наметило подсознание.

Дом появился внезапно, и сначала Холлидей не поверил, что это узкое, строгое здание – тот самый дом, где он провел последние три года своей юности. Должно быть, дом снова горел и его опять перестроили. И выглядит он куда меньше, чем прежде…

Холлидей поставил “форд” на другой стороне улицы и остался сидеть, рассматривая дом и пытаясь под этими мрачными линиями уловить контуры другого, давно умершего жилища, где ребенком он играл со своими сестрами.

Над морем появилось солнце, и небо на востоке побледнело, превратив дом в зловещий, четко очерченный силуэт на серовато-золотистом фоне. Холлидей все ждал, что внутри появится хоть какой-нибудь признак жизни. Его отец, привыкнув к военному распорядку, всегда вставал очень рано. Вот и сегодня ровно в шесть часов на первом этаже вспыхнул оранжевый прямоугольник. Холлидей подождал пять минут, затем еще пять и наконец заставил себя выйти из машины.

Он прошел по неогражденному ухоженному газону, но так и не решился позвонить с парадного крыльца, а потому обогнул дом и пошел к черному ходу, как будто это могло сделать визит менее формальным. На углу он помедлил, оглядел сад и нашел глазами старинный дуб, на который часто забирался в детстве. Он любил это дерево, чувствовал, как близка ему душа могучего зеленого исполина, но, разумеется, не умел выразить словами свои ощущения и предпочитал о них помалкивать.

Теперь дуб был мертв. Холлидей медленно пошел к дереву, словно скорбящий друг к могиле близкого человека. Дуб все еще возвышался над садом, поражая своими величественными размерами, но ствол его расщепился, а многие ветви, одряхлев и размякнув, обломились и сейчас устилали землю.

Как явственно Холлидей помнил игры в зеленой чащобе кроны! Элоиза и Сью носятся по саду, а он прячется в непроницаемом, густом переплетении веток… Он всегда почему-то больше любил Элоизу. Без всякой причины, только с чувством вины, которое не развеялось по сей день. Его сестры, двойняшки, были совсем не похожи: Элоиза – высокая для своих лет и светловолосая, а Сью – маленькая и темная. Холлидей очень хотел одинаково любить обеих, но неизменно предпочитал Элоизу, несмотря на то что Сью остро чувствовала несправедливость, и это его очень расстраивало.

Внезапный крик вывел его из задумчивости.

– Черт возьми, что ты делаешь на этом холоде? – Такова уж была манера его отца – даже искреннюю заботу маскировать поучением.

Холлидей развернулся и пошел к дверям. Отец уже вернулся в дом. Холлидей поднялся по ступеням и вошел внутрь.. Вспомнив, о чем ему предстоит расспросить отца, он почти потерял дар речи и даже сейчас не исключал возможности, что просто извинится за нежданный визит и побыстрее уедет.

– Легко добрался?

Интересно, это упрек, что он так долго здесь не был? Холлидей пожал плечами:

– На дороге пусто. Еще очень рано.

– Налей себе кофе и пошли в гостиную, – пробурчал отец и исчез за дверью.

Холлидей огляделся. Налить себе кофе – почти непосильная задача, на самом деле ему хотелось выбежать прочь из кухни и уехать в город.

Но он вспомнил об Элоизе и о том, что говорил ее призрак, отыскал чашку, налил из кофейника кофе и пошел с ним в гостиную. Она мало изменилась с тех пор, как он жил здесь. Изысканная, слегка мрачноватая атмосфера fin de siecle создавала впечатление музейной экспозиции. Холлидей осмотрел комнату внимательнее, но так и не обнаружил современных усовершенствований: никаких компьютеров или стенных экранов. Единственной данью эпохе был маленький переносной экран телекома на кофейном столике перед древним газовым камином.

Да и сам отец, подобно этой комнате, совсем, кажется, не изменился. Он восседал в кресле с прямой, высокой спинкой. Худой, седой и несгибаемый, словно лезвие стального меча.

Холлидей присел на краешек дивана и отхлебнул кофе.

– Если ты приехал насчет того дела, о котором говорил вчера… – начал отец.

Холлидей покачал головой. Молчание затягивалось. Ему хотелось спросить у отца, чем он, его сын, так разочаровал своих родителей. Только тем, что не стал служить на флоте? Но он рано понял, что его предназначение – действовать в качестве индивидуальности, отдельной личности, а не безымянной частицы вооруженных сил. Он проучился два года в юридическом колледже, но учеба его не занимала. Он бросил это дело и, видимо из духа противоречия или чтобы шокировать своего отца, подал заявление в полицейский департамент Нью-Йорка. Но скорее всего мотивы были все-таки иными. Два года бессмысленных занятий разбудили в нем жажду действий, а полиция казалась потенциальным источником приключений.

И естественно, ни его отец не был так уж поражен, ни жизнь нью-йоркского полицейского не оказалась такой уж волнующе интересной.

Когда пять лет назад Холлидей уволился и стал сотрудничать с Барни, это дало его отцу повод проворчать:

– В полиции ты по крайней мере служил обществу.

– А в агентстве мы занимаемся розыском пропавших. В полиции я делал то же самое.

– Но теперь ты будешь делать это для тех клиентов, которые платят, – возразил отец. – Только для тех, кто в состоянии заплатить.

– Кроме того, мы будем разбирать старые случаи, на которые полиция махнула рукой.

В этом месте диалог прервался, потому что отец перестал слушать. С его точки зрения, он уже выиграл спор. В очередной раз он сумел доказать никчемность своего сына.

Холлидей поднял глаза от кофейной чашки.

– У меня стали появляться галлюцинации, – бесстрастно, словно разговаривая со стеной, сообщил он, не задумываясь над тем, как среагирует его отец. – Вот уже пару дней мне является привидение.

Отец подался вперед, и Холлидею показалось, что в голосе его мелькнула тень беспокойства.

– Но ты ведь не болен, а, Хол?

– Со мной все нормально. Очевидно, я очень долго подавлял какую-то мысль, похоронил ее в подсознании. И вот теперь она вырвалась наружу. Я вижу Элоизу.

– Так я и знал. Так и знал, что это из-за нее. Холлидей посмотрел отцу прямо в глаза.

– Что произошло? Что случилось в тот день?

Его отец поджал губы, как древняя черепаха, не желающая отвечать ни на какие вопросы, но все же проговорил:

– Я же тебе сказал… Мне больно вспоминать. Не хочется думать, что… – Он замотал головой с болью и недоумением. – Как ты мог?!

– Потому что мне надо знать! Неужели ты не понимаешь, что для меня ее смерть – не меньшее горе, чем для тебя?

– Не знаю. Как можно измерить горе?

Холлидей не ответил. Не мог заставить себя даже рот открыть. Молчание все тянулось.

– Папа! Что тогда случилось? Расскажи мне, прошу тебя!

Отец непроницаемо посмотрел на него через всю комнату, и Холлидей вдруг понял, что свои яркие голубые глаза Элоиза унаследовала именно от него.

– Неужели ты ничего не помнишь, Хол?

– Никаких подробностей. Просто помню, что был пожар, а потом, уже через много дней, ты сказал мне, что Элоиза погибла.

Отец задумчиво кивал головой.

– Я.. Я часто размышлял, что же ты все-таки помнишь… Никогда не мог заставить себя спросить. Не хотел будить воспоминания, боль… ни в тебе, ни в себе.

– О самом дне я не помню абсолютно ничего. Сохранился только образ, образ горящего дома.

Отец долго молчал, но Холлидей почему-то понял, что он собирается продолжать, собирается объяснить ему, что же произошло здесь много лет назад.

Наконец старик произнес:

– Тогда взорвался газ, Хол. Мы ничего не могли сделать, чтобы предотвратить это. Совсем ничего. Может быть, если бы я был на месте… Не знаю… Я ушел в магазин, а тебя оставил за старшего. Помню, что, когда уходил, ты играл в шахматы с Элоизой. Она, как обычно, выигрывала. Близнецам только что исполнилось семь лет, и Элоиза чертовски хорошо играла. – Он сидел, выпрямив спину и крепко ухватившись за подлокотники, как будто кто-то намеревался его вытащить из кресла. – Я услышал взрыв, когда уже возвращался. И знаешь, не обратил никакого внимания… Откуда я мог знать? Даже когда увидел над крышами столб дыма… А потом до меня вдруг дошло, что это может быть наш дом, я понесся как сумасшедший. Но даже не успев повернуть за угол, я уже знал.

Он замолчал и сглотнул. Руки его тряслись. Холлидей отвел глаза, стал смотреть сквозь кружевные занавески на улицу. Отец продолжал:

– Я увидел… Сюзанна лежала на газоне… Сначала я думал, что она мертвая. Она была вся в крови. Левая нога сломана в трех местах. А потом я нашел…

– О'кей. Можешь не продолжать. – Значит, в этом и кроется причина многолетней неприязни его отца? Его, старшего, выбросило взрывом из дома, и он практически не пострадал, а Элоиза погибла.

– Нет, ты не понимаешь, – не отступался отец. – Когда я нашел Сюзанну, я побежал к дому. Думал, что вы с Элоизой… Я думал, что вы еще в доме. Полдома снесло взрывом, а вторая половина горела. И тут я увидел тебя. Ты спускался по лестнице среди развалин, весь в крови и ссадинах, а на руках ты нес Элоизу.

Холлидей почувствовал, как забилось сердце. Он пытался вспомнить! Ничего не хотел так сильно, как вернуть пережитое. Но в сознании по-прежнему всплывал единственный образ – горящий дом, если смотреть на него снаружи, с газона.

– Ты спустился с лестницы, вынес ее на руках, а потом сел на траву и смотрел, как догорает дом.

Холлидей недоверчиво покачал головой:

– Я вынес Элоизу? Но что… что с ней случилось? Старик явственно сдерживал эмоции, а потому говорил сухо и даже бесстрастно:

– Элоиза умерла в тот же день от отравления угарным газом. Я думал… Все время говорил себе, что если бы я оказался дома, то мог бы ее спасти.

А Холлидей думал о мальчишке, каким он тогда был. Мальчишке, который вынес из огня свою сестру, наверное, даже считал, что спас ее, а позже узнал, что она все равно умерла.

– У тебя было несколько порезов и ссадин, ничего серьезного. Врачи расспрашивали тебя, что произошло, но ты был слишком потрясен и не мог говорить. А я… я потом так и не смог заставить себя говорить об этом. – Отец смотрел на него из другого угла комнаты, и в глазах его поблескивали серебристые огоньки слез.

Холлидей замотал головой:

– Я и понятия не имел, никогда не знал, что случилось, знал только, что Элоиза умерла.

Отец улыбнулся.

– Теперь ты знаешь, Хол. Надеюсь, это уничтожит ее призрак.

Позже, прощаясь сыном на крыльце дома, старик спросил:

– Ты часто видишься с Сюзанной? Холидей отрицательно покачал головой:

– Нет. Не видел ее несколько лет.

– Ну, если встретишь… передай ей, пожалуйста, чтоб заезжала.

Холлидей кивнул, а потом, удивляясь, что решился на шаг, который может быть истолкован как слабость, протянул ладонь и пожал руку отцу.

В этот момент он почувствовал внезапную потребность рассказать отцу, что наконец встретил подругу, рассказать ему о Ким, о том, как сильно ее любит. Но порыв миновал, Холлидей спустился со ступеней и по газону заспешил к автомобилю, краснея при мысли о такой откровенности. Он добрался до “форда” и нырнул внутрь. Отъезжая от обочины и разворачиваясь, он поднял глаза на дом. Его отец стоял на крыльце практически по стойке “смирно”, словно часовой в карауле, и, подняв руку, махал на прощание, но жест больше напоминал офицерский салют.

По дороге в город Холлидей обдумывал все, что услышал от отца, и мельком задался вопросом: исчезнет ли призрак Элоизы оттого, что он узнал подробности ее гибели? Он смотрел, как набегает на лобовое стекло холодная серая лента дороги, и осознавал, что даже сейчас он до конца не знает полной правды о том, что произошло в день пожара.

Он проехал мимо аэропорта. В разгорающемся свете нового дня сигнальные огни выглядели совсем бледно. Сейчас Холлидей хотел только одного – спать, ну а потом, может быть, спуститься на улицу и принести в офис что-нибудь поесть.

Когда он проезжал мост Квинсборо, ему пришло в голову, что неприязнь отца, которую он чувствовал все эти годы, может быть вызвана тем фактом, что отца не оказалось на месте, когда взорвался дом, и сыну пришлось рисковать жизнью для спасения Элоизы. Вероятно, это было нечто вроде зависти, что мальчик был дома, а он – нет.

Холлидей тряхнул головой, пытаясь отогнать прочь все мысли об отце.

Интерком заверещал, когда он уже сворачивал с моста.

– Хол? Это Джефф Симмонс.

– Привет, Джефф. Что случилось?

– Слушай, Хол, тот парень латинской внешности, который напал на тебя позапрошлой ночью…

– Вы его нашли?

– Идем по пятам, Хол. Дорожный патруль обнаружил его двадцать минут назад, когда парень прогуливался по Бродвею, узнал его по голограмме, составленной из твоего описания.

– Где он сейчас?

– Идет пешком к центру. На Второй авеню. Подходит к Четырнадцатой Восточной улице. Я еду прямо за ним. Если соизволишь прибыть, попадешь прямо к развязке.

– Джефф! Он нужен живым. Симмонс захохотал.

– Это метафора, Хол. Не беспокойся. Доставим его тепленького. Он еще подергается.

Холлидей развернулся и направился к центру по практически пустым мостовым; лишь иногда попадался навстречу рейсовый автобус, желтое такси или патрульная полицейская машина. Вентиляторные решетки исходили морозным паром, ледяная патина покрыла все доступные холоду плоскости.

– Сколько у тебя с собой человек, Джефф?

– Достаточно. И дроны, конечно. Мы не хотим брать его на улице. Если он по-прежнему вооружен, как в ту ночь, когда ты его встретил, могут быть жертвы среди населения. Подождем, пока он зайдет в помещение, и проникнем следом.

– Вы сообщили Барни?

– Первым делом. Он уже едет. Слушай, я перезвоню тебе через пару минут. Мы все еще на Второй авеню, движемся к центру, как раз проезжаем Стьювесант-сквер. Оставайся на связи.

Холлидей прибавил газу и полетел по пустынным улицам. Перед ним возвышались небоскребы, Манхэтгена, серые и холодные на оловянном фоне утреннего неба. По сравнению со свободной проезжей частью тротуары и подъездные дорожки были просто забиты легионами бездомных и беженцев. Холлидей задумался: сколько пройдет времени прежде, чем они отвоюют и мостовую?

Потом стал думать о латиносе. Если им удастся захватить его живым, допросить и выяснить, откуда он, какими мотивами руководствовался, когда пытался убить Холлидея в ту ночь, тогда, возможно, отдельные детали головоломки найдут свое место в общей картине. Вполне вероятно, что они не так уж далеки от разгадки тайны исчезновения Най-джерии и Виллье.

Интерком снова подал голос:

– Хол, он перешел площадь. Такое впечатление, что он торопится.

– Он знает, что вы за ним следите?

– Ни в коем случае.

Холлидей свернул на Вторую авеню.

– Джефф, не стоит напоминать тебе об осторожности. Проинструктируй своих людей насчет его оружия.

– Я описал им лазерный нож во всех подробностях. И еще одно.

– Давай.

– Я вот чего не понимаю. Почему он все еще выглядит как латинос? Ведь на нем маска, так? Значит, после встречи той ночью он должен понимать, что ты можешь дать его описание, о'кей?

Холлидей попробовал догадаться, в чем тут дело.

– Нет, Джефф, не так. Он понимает, но ему плевать, ведь он сбросил меня с крыши, я для него – древняя история. Я должен быть мертв и нем.

– Ну а Киа Йохансен? Разве она его не видела?

– Очевидно, он думает, что не видела, иначе не стал бы носить ту же маску.

Тут Холлидей услышал, как Симмонс с кем-то торопливо совещается.

– Давай! О'кей! Хол, он только что вошел в отель “Асто-рия” на углу Второй авеню и Двадцать третьей Восточной. О'кей, на той стороне есть закусочная, жду тебя снаружи.

– Джефф, я буду через пару минут.

Холлидей свернул на Двадцать третью и припарковался в тихом переулке. Он оставил машину, перешел улицу и прошел квартал до “Астории”.

Джефф Симмонс стоял на углу напротив отеля. На нем была спортивная куртка в яркую клетку и широкий зеленый шарф. В этом наряде он больше всего напоминал бизнесмена из провинции, который приехал полюбоваться на достопримечательности мегаполиса. Казалось, он дружески болтает с кем-то по интеркому, время от времени поглядывая в сторону “Астории” на той стороне улицы.

Холлидей отметил, что поблизости находится не менее двух дюжин дронов совершенно разных размеров: от совсем мелких – с небольшую коробку из-под печенья, до крупных, величиною с мусорный контейнер. Эти тяжелые металлические конструкции, раскрашенные в яркие синие и белые цвета нью-йоркской полиции, кружили на высоте человеческого роста.

Холлидей видел, как два небольших дрона скользнули в двери отеля. Он догадался, что это дистанционно управляемые орудия, которые теперь частенько применялись в вооруженных стычках.

Симмонс оборвал разговор и убрал интерком в карман.

– Это Барни, – пояснил полицейский. – Он сейчас будет здесь.

Холлидей сунул руки в карманы, потопал ногами и посмотрел на ту сторону улицы.

– Как обстановка? – спросил он.

– Мои люди оцепили заведение. Полдюжины дронов у выходов на случай, если наш парень задумает смыться. Плюс парочка дронов внутри. Я послал своего человека предупредить начальника охраны.

– Ты пойдешь туда? Симмонс кивнул.

– Я должен объяснить их секьюрити, что происходя” Может, они помогут его обнаружить.

Они перешли улицу и подошли к скрытому под нарядным козырьком подъезду. К дверям подползло желтое такси, оттуда, пыхтя, выбрался Барни, укутанный в серую теплую куртку. Симмонс быстро взбежал по ступеням и прошел во вращающуюся дверь. Барни подошел к Холлидею.

– Ну, что тут, Хол?

Холлидей мотнул головой в сторону отеля.

– Латинос вошел около пяти минут назад. Джефф распорядился оцепить здание. Пошли, он сейчас у начальника местной охраны.

Они поднялись по лестнице, вошли внутрь, пересекли вестибюль и нашли Джеффа Симмонса в маленьком кабинете за стойкой портье. Охранник сидел перед дюжиной экранов и перематывал запись происходящего в холле отеля. Картинка оставалась статичной, лишь время от времени смазанные фигуры пятились задом наперед и туманным пятном Мелькала вращающаяся дверь.

Симмонс поднял взгляд на товарищей.

– Мы отматываем запись на пять минут, а потом просмотрим ее вперед. Нам нужен парень среднего роста, в черной кожаной куртке, бежевых леггинсах и черных перчатках.

Охранник остановил запись. Цифры часов в верхнем правом углу экрана показывали 9:56.

– Это чуть раньше, чем пять минут назад. Я буду перематывать с этого момента, замедляясь, когда кто-нибудь входит.

На часах прошла целая минута, прежде чем в дверях показалась первая неестественно быстро двигающаяся фигура. Охранник замедлил изображение, и Холлидей впился глазами в картинку, чувствуя, как колотится сердце. Высокая женщина в красном брючном костюме.

– Дальше, – скомандовал Симмонс.

На экране снова был лишь пустой вестибюль, но вот опять мелькнули двери. На этот раз в отель влетел тучный бизнесмен, на мгновение замер на экране, был обследован внимательными взглядами сыщиков, и запись снова рванулась в ускоренном темпе.

Цифры часов показали 9:59, когда в вестибюль вошел темноволосый парень в черной куртке. Охранник замедлил изображение, а Холлидей постучал по экрану.

– Вот он, Джефф! – возбужденно выкрикнул детектив. В левом верхнем углу сыщик заметил фигуру, замершую в момент вставания с кресла. Казалось, что латинос смотрит через весь холл именно на эту женщину, может быть, даже поднимает руку ее поприветствовать.

– Перемотайте картинку на несколько секунд вперед, – попросил Холлидей.

Охранник коснулся клавиатуры. Сцена ожила. Латинос шел через вестибюль. Женщина наконец поднялась и двинулась ему навстречу. Высокая, с выбритой татуированной головой, в длинном серебристом плаще. Женщина и мужчина встретились, обменялись парой слов и пошли к лифту.

Холлидей вдруг почувствовал, как пересохло в горле.

– Господи, это же Кэрри Виллье! – воскликнул он и посмотрел на Барни.

– Черт возьми, что она здесь делает? – взревел Сим-монс и посмотрел на охранника. – Перематывайте дальше.

Латинос и Виллье постояли несколько секунд перед лифтом, а когда двери открылись, вошли внутрь. Двери захлопнулись, и Холлидей впился взглядом в индикаторный огонек указателя этажей. Расстояние и угол обзора камеры не позволяли определить, где остановился лифт.

– Мы можем проследить за ними? – спросил Симмонс. Охранник кивнул.

– Камеры на всех этажах. Надо просто посмотреть, когда остановится лифт, и проверить все этажи. Вот, смотрите.

Сцена на экране изменилась, теперь там угадывался размытый интерьер коридора и двери лифа в правом углу. Часы показывали 9:58.

– Это второй этаж, – объяснил охранник. – Здесь – ничего. Поехали дальше, на следующий. Я буду перематывать на ту же минуту на каждом этаже.

Картинка дрогнула, но почти не изменилась. Они выждали минуту, потом офицер охраны сказал:

– Ничего. О'кей. Теперь четвертый этаж.

Изображение еще раз мигнуло. Цифры на часах вернулись на 9:58, а через несколько секунд двери лифта раздвинулись, на площадке появились латинос и K3ppii Виллье, пошли по коридору и пропали из поля зрения камеры.

Секьюрити подключил следующую камеру. Теперь Виллье и мужчина стояли возле двери в номер, и он возился с замком. Вот они вошли внутрь.

Охранник повернулся к Джеффу Симмонсу.

– Номер 456, четвертый этаж.

– Отличная работа, – похвалил Симмонс.

– Как вы собираетесь это обтяпать? – спросил Барни. Симмонс на мгновение задумался.

– Мы пошлем кого-нибудь в номер под видом персонала, а потом заморозим обоих: и парня, и Виллье.

Холлидей переглянулся с Барни.

– Я все думаю, куда делась Найджерия?

– Полагаю, мы скоро это выясним.

– О'кей, – вмешался Джефф, – надо все это обмозговать.

– Ну-ка, ну-ка, – подал голос охранник. – Смотрите! – указал он на экран, задержал картинку и несколько секунд перематывал запись.

На экране снова был коридор четвертого этажа. Часы показывали 10:02. Офицер охраны начал запись. Дверь номера 456 распахнулась, и кто-то торопливо вышел. Ага, старый знакомый! У мужчины была фигура латиноса, но одет он был иначе: не было черной куртки и светлых леггинсов. Вместо этого он надел бежевый плащ и черные брюки. И что важнее, лицо его утратило смуглый оттенок, парень выглядел настоящим белым, имел длинные светлые волосы и короткую русую бороду.

Офицер охраны довел его с помощью камер слежения до лифта, а потом переключил картинку на вестибюль в 10:03. Через секунду нужный персонаж вышел из лифта, пересек вестибюль и вышел через вращающуюся дверь.

– Да, – ровным голосом прокомментировал Джефф Симмонс, – похоже, придется менять планы. – Он быстро заговорил в интерком, инструктируя своих людей об изменившейся внешности объекта.

– Черта с два мы его найдем теперь, к этому времени он может быть где угодно.

Холлидей ощутил, как внутри него растет холодный жесткий ком.

– Не нравится мне это, Джефф, – пробормотал он. – Надо узнать, что с Виллье.

– Поднимаемся, – распорядился полицейский, заговорил в интерком, потом обратился к охраннику: – Мне может понадобиться ключ-карта к 456.

– Сейчас принесу.

Они прошли вестибюль, сели в лифт и поднялись на четвертый этаж, вышли на площадку и стали ждать. Через пару минут появился начальник охраны с запасной карточкой от замка.

– Я постучу, – начал объяснять Симмонс, – сделаю вид, что явился по жалобе из соседнего номера, а если никто не ответит, то воспользуюсь карточкой.

Он пошел по коридору и скрылся за углом. Прошла минута, потом еще одна, наконец у Барни заверещал зуммер интеркома.

Холлидей услышал голос Симмонса:

– Не отвечают. Я вхожу.

Гостиничный охранник заспешил по коридору. Холлидей отлепился от стены, совсем не уверенный в том, что ему так уж хочется входить в номер, затем все же двинулся за Барни и зашел в комнату. Он быстро огляделся, сначала не заметил ничего особенного и испытал краткое ощущение разочарования. Потом его взгляд упал на какие-то вещи на кровати, и в тот же миг он увидел, как Барни с застывшим лицом отворачивается от этого зрелища. И тут словно пелена спала с его глаз, и он понял, что за предметы лежат на кровати. Холлидей поспешил закрыть глаза, но было поздно.

Он выскочил из комнаты и присел на корточки у дальней стены. Барни тоже был тут. Холлидей поднял голову и увидел, как из дверей номера появляется начальник охраны. Очевидно, профессиональная подготовка и собственный образ в своих глазах не позволяли ему демонстрировать чувства, но Холлидей прочел правду в заледеневшем выражении его лица.

Джефф Симмонс вышел к ним в коридор и сел на пол напротив Холлидея.

– Виллье, – мягко проговорил он. – Засранец воспользовался лазерным резаком.

В первый раз Холлидей услышал, как он ругается. Повисло тяжелое молчание.

Внезапно Холлидею стало дурно. В ту ночь латинос собирался сделать с ним то, что сегодня ему удалось с Кэрри Виллье.

Сыщик встал и отошел в конец коридора. Окно смотрело на центр города, скованный суровой зимней стужей. Бесконечные кварталы высотных домов дюжины различных оттенков морозного серого цвета.

Подошел Барни.

– Кажется, у Найджерии дела совсем плохи, – заметил он.

– Но почему Виллье? Если Веллман прав и ее хотели уничтожить конкуренты, то в чем мотив убийства Кэрри Виллье?

– Не знаю. Возможно, оно не связано с техническими познаниями Найджерии и причина совсем иная?

Холлидей смотрел на город.

– Наш мир – такая гребаная помойка, Барни.

– Ага, кому ты рассказываешь… Появился Джефф Симмонс.

– Я иду просматривать контрольные записи наружных камер. Может быть, мы сумеем установить, куда он направился из отеля.

– Тоже след, – скептически заметил Барни. – Он ведь ходит пешком, может юркнуть в любую щель. К тому же этот мудак носит кибермаску.

Симмонс пожал плечами.

– Мне все равно надо этим заняться, Барни. Хорошо хоть он не знает, что мы сидим у него на хвосте. – Он помолчал. – Понимаешь теперь, что я вчера имел в виду, когда говорил про использование кибермасок? Подумай только, как это осложнит нашу работу!

Холлидей тяжело вздохнул. Мысль о том, что по улицам бродит человек, убивающий без малейшего сожаления, и которого при этом нельзя обнаружить, йаводила на него ужас.

– Пошли, – скомандовал Джефф Симмонс. – Пошли в управление. Посмотрим, что дадут камеры слежения.

Они уже выходили из отеля, когда зазвонил интерком Симмонса, и он остановился ответить на вызов, а Холлидей стал пробираться сквозь толпу на тротуаре, застегивая на ходу молнию куртки и засовывая руки поглубже в карманы.

– Хол, Барни! – Симмонс убрал коммуникатор и догнал товарищей. Лицо у него было необычайно мрачное. – Это из управления. Они обнаружили тело Сисси Найджерии.

Холлидей смотрел пустыми глазами в серое небо.

– Господи, второго такого трупа за один день я не выдержу, – сквозь зубы пробормотал он.

– Ее не расчленили, – успокаивающе бросил Симмонс. – На самом деле служба контроля утверждает, что это вообще не выглядит как убийство.

Холлидей помотал головой, будто отряхивающаяся собака.

– Это что, самая лучшая новость за весь день, или я потерял нить?

Симмонс улыбнулся и протянул руку, указывая на другую сторону улицы:

– Она там, в КомСторе.

Сыщики во главе с Симмонсом перешли улицу. Магазин КомСтор, здание с двойным фронтоном, был украшен голографическим фасадом в виде гигантской компьютерной установки.

Снаружи толпились зеваки, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь матовые стекла дверей. Их сдерживали два полицейских и один дрон.

Симмонс легко прокладывал курс сквозь толпу, а Холлидей и Барни двигались у него в кильватере. В магазине было пусто, лишь у двери стоял управляющий в окружении плотной группы своего персонала да в дальнем конце длинного торгового зала кучка полицейских чинов собралась вокруг сидящей фигуры.

Запах сгоревших гамбургеров наполнял воздух.

Холлидей прошел вслед за товарищами по проходу между рядами компьютерных терминалов прямо к телу. Полицейские обернулись и кивнули Симмонсу.

Сержант доложил:

– Она вошла минут десять назад, сэр. Приблизительно в 10.15 управляющий обнарул ее в таком виде. Мы прогнали программу идентификации, она оказалась в файле пропавших людей.

– Как она умерла?

– Мы как раз пытаемся это установить, сэр. Холлидей смотрел на тело во вращающемся кресле. Это уже второй труп за сегодняшнее утро, но этот, успокаивал он себя, по крайней мере целый.

Но все равно зрелище было не из приятных. Руки и ноги неестественно изогнулись, гримаса агонии исказила некогда прекрасное лицо. На выбритом черепе сверкали инкрустированные перекрестия нейроимплантата, но серебряные планочки кое-где почернели, в других местах металл вздулся пузырями и прожег кожу черепа расплавленными каплями. Из безупречной раковины правого уха лениво извивалась струйка дыма.

Из контактного гнезда на виске торчал провод, ведущий к компьютерному терминалу перед креслом. Полицейский в наушниках быстро водил пальцами по экрану, оживляя бегущие строки букв и цифр. Подняв глаза на Симмонса, он сказал:

– За несколько секунд до смерти она что-то выгрузила. Информация была закодирована, мы сейчас… – Он снова посмотрел на экран и кивнул. – Фиксируем крупный файл, свыше пятидесяти гигабайтов.

– Нельзя выяснить, куда он адресован?

Специалист покачал головой.

– Он специально путает свой путь по Сети. Сейчас он может быть где угодно.

– Черт возьми, как же она умерла, лейтенант?

– Что-то запустили на другом конце провода в ее имплантат. Никогда не видел ничего подобного. У нее не было ни единого шанса.

И тогда Холлидей заметил плащ. Он уставился на него во все глаза, не в состоянии осознать, что же он видит и что все это значит. Бежевый плащ был свернут и сунут на пол возле компьютера Найджерии.

Он дотронулся до плеча Симмонса и указал на находку, считая, что плащ – это вызов, насмешка, визитная карточка, оставленная убийцей.

И тут глаза его словно открылись, шоры упали, и он увидел все в новом свете: черную перчатку на столешнице рядом с монитором, вторую перчатку на руке Найджерии. Увидел, что она одета в черные брюки…

Симмонс нагнулся и подобрал что-то, упавшее рядом с креслом женщины. Предмет напоминал маску, черты которой обвисли в руках полицейского. Тонкий проводок соединял маску с крошечным блоком управления в нагрудном кармане Найджерии. Когда Симмонс потянул блок из кармана, маска у него в кулаке вдруг ожила, на ней стала сменяться череда ссохшихся лиц: убийцы-латиноса, девушки-блондинки, светловолосого парня, который вышел из отеля, и еще полдюжины других.

– Господи, – прошептал Барни, – это же та самая кибермаска…

Как во сне Холлидей обошел сидящий труп. С этой точки обзора он мог видеть обширный синяк на левой щеке женщины, смуглая кожа здесь была содрана и кое-где кровоточила. Сыщик осторожно стянул перчатку с левой руки и уставился на распухшие, переломанные пальцы, на которые он сам наступил две ночи назад.

Барни поднял плащ, вытащил из кармана лазерный нож и швырнул его на стол.

Все это не сразу укладывалось в голове.

– Найджерия, – задумчиво протянул Симмонс. – Значит, это Сисси Найджерия напала на тебя той ночью. Она… – Полицейский махнул рукой в сторону отеля “Астория”. – Она сотворила это с Виллье, а потом пришла сюда.

Холлидей отыскал кресло и плюхнулся на сиденье, чувствуя, как к горлу поднимается тошнота.

– Но зачем, Барни? – Он с недоумением покачал головой. – Что на нее нашло? Какое-то наваждение… Зачем она сделала это с Виллье?

Барни положил руку на плечо Холлидея.

– Подождем, Хол, – успокаивающе пробормотал он. – Может, техники еще чего-нибудь накопают. А потом я отвезу тебя домой.