"Николай Зенькович. Вожди и сподвижники. Слежка. Оговоры. Травля" - читать интересную книгу автора

переиздавался несколько раз, в том числе в шестидесятых и даже в начале
восьмидесятых годов.
В издании 1927 года, осуществленном в период пика политического
расцвета Бухарина, в воспоминаниях В. Г. Сорина содержится любопытный
эпизод. 21 января 1924 года Сорин находился в Горках. После обеда он узнает,
что в Большой дом требуют камфару, и спешит с этим известием к Бухарину. "Я
не решился тотчас же передать о камфаре, боясь, что Н. Ив. упрекнет меня в
паникерстве, но Н. Ив. сам заметил: "Знаете, со стариком что-то плохо. Все
доктора ушли в Большой дом". Тогда я решился сказать о камфаре. Н. Ив.
изменился в лице: "Кто вам об этом сказал?" И сейчас же пошел со мной к
Большому дому. Мы условились, что Н. Ив. поднимется наверх... и узнает у М.
Ил. о состоянии здоровья Вл. И. (вообще, чтобы не волновать Вл. И., товарищи
не показывались ему), а я подожду Н. Ив. внизу. Кругом стояла тишина...
Бухарин не возвращался".
Сегодня достоверно установлено: действительно, Бухарин накануне смерти
Ленина простудился, уехал в пустовавший санаторий в Горках и оказался почти
поневоле свидетелем эпохального события. Поневоле? Партии этого не
объяснишь. Сам факт единоличного присутствия в Горках в момент смерти вождя
мог представлять в народном сознании весьма веский аргумент. В борьбе за
ленинское наследство никому нельзя было давать столь важный шанс. Поэтому
факт присутствия Бухарина у постели отходившего Ленина следовало скрыть.
Что и было сделано. Первым эту работу взял на себя Зиновьев. Его
"Слово" устанавливало равновесие, показывало единство Политбюро перед
смертью своего вождя. Никто не должен иметь преимущества говорить о себе как
о преемнике усопшего лидера. Бухарин с такой постановкой вопроса согласился.
Между тем первая маленькая ложь, о которой договорились между собой
соратники у постели умершего, повлекла за собой вторую, та - третью. И вот в
народном сознании прочно утверждается миф о том, что первым о смерти Ленина
узнал, конечно же, Сталин. Он, и только он, имел на это первое право. Хотя,
как свидетельствуют историки, раньше всех в Москве о кончине вождя узнал
Зиновьев - ему из Горок позвонила по прямому проводу Мария Ильинична.
Зиновьев, опять же во имя сохранения единства Политбюро, согласился
разделить эту честь со Сталиным. В результате уговора в "Отчете комиссии ЦИК
СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова (Ленина)" эта спорная деталь
приобрела такую формулировку: "Первое известие о смерти В. И. Ленина было
получено в Москве тт. Сталиным и Зиновьевым в 7 часов вечера того же дня...
В 9 часов 30 минут вечера 21 января тт. Сталин, Зиновьев, Калинин и Томский
на автосанях выехали в Горки".
Равновесия, о котором столь рьяно пеклись некоторые лица из ближайшего
ленинского окружения, не получалось. Бухарин, который, пускай даже случайно
оказавшийся единственным из высшего партийного руководства у постели
умирающего Ленина, заменялся, вовсе не случайно, Сталиным. Вот как
запечатлел В. Д. Бонч-Бруевич переезд в Горки членов Политбюро 21 января:
"... впереди всех Сталин. Подаваясь то левым, то правым плечом вперед, круто
поворачивая при каждом шаге корпус тела, он идет грузно, тяжело, решительно,
держа правую руку за бортом своей полувоенной куртки... Лицо его бледно,
сурово, сосредоточенно... Прощай, прощай, Владимир Ильич... Прощай! И он,
бледный, схватил обеими руками голову Владимира Ильича, приподнял, нагнул,
почти прижал к своей груди, к своему сердцу, и крепко, крепко поцеловал его
в щеки и в лоб... Махнул рукой и отошел резко, словно отрубил прошлое от