"Владимир Забалуев и Алексей Зензинов. Беседы у Клавы" - читать интересную книгу автора

загадочны.
Например, малопонятная и малоприятная девочка, которая уверяет, что
должна через полгода умереть, влюбленная в звездное небо и в своего
вожатого. Где она пройдет, там с "деревьев листья опадают, сикось-накось"
(строчка из антивоенной песни абсурда, популярной в начале 80-х годов
прошлого века), иней остается на траве, осыпается штукатурка и
проваливается прогнивший пол. Labuh возразил, что благодаря Рэю Брэдбери и
бр.Стругацким в литературу таки вошли дети, наделенные демоническими
чертами, так что ничего особо нового автор романа не внес. Кое-Кто
парировал: слабо было вашим фантастам обрядить старуху Смерть в красную
пилотку с кокардой, белую рубашку и синюю плиссированную юбочку.
Oblomoff припомнил вставной сюжет про мальчика-активиста, который не
хотел быть активистом и от того душевно страдал, про то, как вожатый этого
мальчика разработал для него программу сублимирования, но не достиг цели,
как к делу подключились Штаб и Служба доверия, как был использован и
блестяще реализован метод подстановки ("Нет такого в психиатрии!" -
возопил вновь заглянувший на форум Монах), но кончилось все крахом,
посмешищем и позорищем.
Ник Ник больше всего заценил третью часть романа, где собраны воедино
сюжеты и происшествия, косвенно упоминаемые в первых двух частях. Там был
рассказ о юноше, влюблявшемся во всех работавших с ним девушек-вожатых,
последняя из которых довела своего коллегу до состояния тихого идиотизма,
а затем нечаянно разбудила в нем дух бунтарства, заставила его бежать в
леса, но после, уловками и притворством, сумела вернуть его в вожатскую
среду и добровольно подвергнуться остракизму. Не менее драматична история
вожатой-стукача, которая то ли из принципа, то ли просто интереса ради,
начала стучать в институт и в обком профсоюзов на своих распоясавшихся
товарищей, сладко улыбаясь им в глаза, с утра до вечера отдавалась работе,
с вечера до утра отдавалась радисту-горнисту, и весь лагерь сгорал от
любопытства, гадая, кого же подозревать в доносительстве, так что даже
появилась местная игра в "стукача", как внезапно и глупо эта тайна
открылась радисту-горнисту, и он пообещал убить свою любовницу в
присутствии 20 вожатых и 200 детей, и что из этого вышло. Или маленькая
новеллка о суровом, непреклонном методисте-администраторе, которая открыла
существование в лагере двух независимо действующих извращенцев - лесбиянки
и педераста - и оказалась в ситуации сложного нравственного выбора.
Сюда же, к этим "гомункулам", пользуясь словечком Набокова, можно
отнести методиста по настольным играм Гену-Птичника, который, поправляя на
репетиции линейки открытия государственный флаг, залез по мачте на небо, а
слез только в самом финале, чтобы сообщить печальную новость о конце
света. И т.д., и т.п.
Dragon сказал, что подобный список-каталог действующих и бездействующих
персонажей романа особенно кстати, поскольку героев невозможно запомнить и
различать с первого же прочтения. Таня (она же Татьяна Аркадьевна), Зина
(она же Зинаида Игоревна), Владимир Семенович, Владимир Владимирович,
Анастасия Федоровна, Николай Павлович, Павел Петрович, Игорь Олегович,
Галина Георгиевна, Татьяна Васильевна, Осип Вадимович, фотограф по
прозвищу Дачник, хотя не исключено, что это фамилия, и некий, вовсе
зашифрованный ZZ. Кто хочет продолжить это подобие списка гомеровских
кораблей, предложил Oblomoff, Бога ради! Читайте книгу с карандашом в руке