"Луи Жаколио. Факиры-очарователи" - читать интересную книгу автора

факира и несколько всплесков поднялись фута на два над уровнем.
Я попросил Кавиндасами отнять руки, и кипение воды начало утихать,
точно котел отодвинули от сильного огня, но лишь Кавиндасами протягивал
руки, как волнение усиливалось.
Я внимательно следил со всех сторон, велел сдвинуть вазу с места и
вылить из нее воду, осмотрел пол террасы, перевернул вазу кверху дном, чтобы
посмотреть, нет ли в ней какой-нибудь пустоты. Факир смотрел с полнейшим
равнодушием на мои поиски, но я ничего не открыл. Воистину, он был ловкий
фокусник.
Последняя часть сеанса оказалась еще интереснее. Факир попросил у меня
какую-нибудь палочку. Я дал ему обыкновенный неочиненный карандаш, который
он опустил на воду. Движением руки над водою он заставил карандаш вертеться
в разные стороны, точно стрелку компаса. Через несколько минут факир
коснулся пальцем карандаша, и тот начал медленно тонуть и опустился на дно
вазы.
Третий визит факира был очень короток, так как ему предстояло провести
ночь в молитве на берегу священной реки, и на завтра он был приглашен на
религиозный праздник.
Он зашел лишь предупредить об этом и уже собирался вернуться в свою
хижину, как я попросил его показать мне явление подъема на воздух, которое я
уже видел у других факиров, но до сих пор не мог объяснить, в чем здесь
дело,
Взяв палку из железного дерева, привезенную мною с Цейлона, факир
оперся рукою на ее набалдашник и принялся бормотать какие-то магические
заклинания.
И вот, опираясь лишь одною рукою, не меняя своей позы сидящего Будды,
Кавиндасами начал тихо подниматься на воздух. Через несколько минут между
ним и полом было уже около двух футов.
Около двадцати минут я ломал себе голову над тем, каким образом ему
удается попирать все законы равновесия, но так и не мог добиться объяснения,
а между тем, ведь я ясно видел, что он прикасался лишь одной рукой к палке.
Я отпустил Кавиндасами. Уходя, очарователь сказал мне, что в эту ночь,
когда священные слоны в пагоде Шивы ударами в гонг возвестят полночь, он
вызовет души предков франки (француза), как он называл меня, и они проявят
свое присутствие в моей спальне.
Зная, что индусы могут между собою сговориться, я отправил своих двух
слуг индусов ночевать к матросам на дингуи. Со мною оставался лишь мой
верный нубиец, относившийся с нескрываемым презрением ко всем фокусам
факиров, причем он не постеснялся как-то высказать мне, что он удивляется,
как может белый тратить время на такую "чепуху". И самые интересные явления
вызывали у него лишь пожимание плеч. И это не потому, чтобы он не был по
своему суеверен, нет, но он просто-таки считал себя неизмеримо выше каких-то
индусов, и ему казалось позорным поверить их искусству.
Путешествуя на пароходах сначала в качестве кочегара, а затем при мне,
Амуду составил себе следующее представление о трех расах белой, черной и
Желтой: белые приказывают, черные исполняют, а желтые годятся лишь для того,
чтобы быть слугами. Это заключение он вывел из того, что на борту судна
белые - офицеры и матросы, черные - кочегары и машинисты, а китайцы и
малайцы - прислуга.
Поэтому я был уверен, что факир не сможет уговорить Амуду на