"Л.Жариков. Пашка Огонь " - читать интересную книгу автора

то и дело собирались митинги. Пашка не пропускал ни одного случая, чтобы
послушать речи ораторов. Ему нравились громкие новые слова, которых он
раньше никогда не слыхал. Раньше Пашка думал, что самое главное слово на
свете - хлеб. А тут понял: есть слово еще выше - свобода. Любил Пашка слова
новой песни: "Вставай, проклятьем заклейменный...". Он воспринимал их как
прямое обращение к себе: дескать, вставай, Пашка, это ты был проклятьем
заклейменный.
Люто возненавидел он богатых, которых теперь рабочие называли
буржуями. Ведь сам Пашка, его мать, сестренка Верка были что ни на есть
бедные, из бедняков бедняки, из пролетариев пролетарии. Что уж говорить:
Пашка ни разу в жизни как следует не наедался. Один только раз на пасху
съел чугун каши, чуть живот не лопнул. Но это было только один раз.
Словом, Пашка принял революцию всей душой, всем своим пламенным
пролетарским сердцем!
Все чаще на митингах углекопы говорили, что теперь, после революции,
кто был ничем, тот станет всем, кто мучился в землянках, получит большой
дом. Пошли слухи, что шахтеров поселят в особняке хозяина шахты, а там одни
окна какие: на цыпочки поднимись, руку протяни - и не достанешь до верха.
Вон где собирался жить Пашка после революции! Правда, брат Петр,
председатель рудничного ревкома, сказал Пашке, что с переездом придется
подождать - сначала надо людей устроить, а потом уже и о себе подумать. Но
Пашка верил, что его черед настанет.
Пашка стал бы дожидаться нового жилья год, даже два, если бы не одна
обида, с которой он никак не мог справиться. Дело дошло до того, что трудно
было уснуть от обиды: всю ночь метался на драной подстилке - то укутывался
с головой тряпичным старым одеялом, то раскрывался - нечем было дышать от
злости. И все вот почему.
В двух верстах за рудником, в белокаменном имении помещика
Поклонского, разместился буржуйский детский приют. В нем жили дети буржуев,
да, да, тех самых буржуев, которые всю жизнь пили Пашкину кровь. Подумать
только: для всех революция, для всех свобода и радость, а Пашка должен
сидеть в своем погребе, как последняя мышь, и выглядывать в окошечко,
выглядывать и помалкивать, а буржуи будут уплетать настоящий белый хлеб,
пить молоко и на музыке играть "Боже, царя храни". Да если бы сам товарищ
Ленин услыхал о таком, он бы весь рудничный ревком расиетушил!
Однако Пашка не хотел идти против брага - председателя ревкома, не
хотел действовать самолично. Собрал рудничных ребят, всю шахтерскую
голь-голытьбу: закадычного друга Володьку Деда, худолицего подростка
Кольку, прозванного Штейгером за то, что боялся шахты как черт ладана.
Присоединился и Мишка Аршин, сын артельщика. Даже Верка, сестра Пашки,
привязалась. Пришло еще не меньше десятка рудничной детворы.
Как полагается, Пашка созвал митинг. Дело происходило во дворе дома
Мишки Аршина, за сараем. Пашка произнес речь. Ребятам понравилось, как
выступал их вожак. Пашка говорил красиво и непонятно, и эти загадочные
слова волновали ребят.
- Граждане юные дети! - заявил Пашка перво-наперво и, ободренный их
молчанием, продолжал: - Вперед, на борьбу против буржуев, которые заняли
имение и пьют молоко! Прочь пауков, высасывающих из нас и наших отцов... -
Пашка хотел употребить привычное слово "кровь", но вспомнил, что уже
пользовался им, осекся и сказал неуверенно - ... соки и жилы!