"Леонид Михайлович Жариков. Повесть о суровом друге " - читать интересную книгу автора

бока отливали перламутром, а низ был отделан бахромой с помпончиками.
Подпевая за стариком, шарманка то свистела по-птичьи, то дудела
трубными звуками или начинала тихонько всхлипывать, будто ей самой было
жалко человека, которого судьба бросила в бездну без стыда. Красные
помпончики чуть покачивались от ветерка, ударялись один о другой, и тогда
казалось, будто заунывная, трогающая за душу музыка исходила от них.
Отец Алеши Пупка когда-то работал газожогом в шахте. Мой отец
рассказывал, какое это было опасное дело. Углекоп надевал на себя овчинный
тулуп, вывернутый наизнанку, обматывал лицо мокрыми тряпками и спускался в
шахту. Там, под землей, нужно было поджечь скопившийся газ, а самому
упасть в канаву с водой и ждать, пока газ выгорит. Алешкиному отцу не
повезло. При взрыве ему выжгло глаза. Когда он вышел из больницы, товарищи
сложились и купили ему у персиянина подержанную шарманку вместе с
попугаем...
Мы подошли ближе и стали слушать, как поет шарманка.
Сверху на тонкой перекладинке сидел обтрепанный желто-зеленый
попугай. Он был прикован за лапку медной цепочкой с кольцом. Спрятав
голову под крыло, попугай дремал и, как видно, не слышал ни говора людей,
ни звуков шарманки.
Возле шарманщика стоял городовой в белом кителе, с облезлой черной
шашкой, свисающей до земли. Оранжевый шнурок от револьвера обвивал его
шею. В руках городовой держал по куску кавуна и, вытянув шею, чтобы не
закапать китель, хлюпая, грыз то один, то другой кусок. С усов у него
текло, к бороде прилипли черные косточки.
Это был известный всему городу полицейский по прозвищу Загребай. Его
ненавидели даже собаки.
- Попка-дурак, - забавлялся городовой, тыча в клюв попугая коркой от
кавуна.
- Дур-рак, - вдруг отчетливо прокартавил попугай и угрожающе
растопырил куцые крылья.
Мы с Васькой разинули рты от удивления - птица говорила
по-человечески!
В толпе смеялись, а попугай будто понимал, что именно он рассмешил
людей, и повторял как заведенный:
- Дур-рак! Дур-рак!
- Н-но, ты! - пригрозил городовой и сбил попугая арбузной коркой.
Птица повисла на цепочке вниз головой и беспомощно хлопала по шарманке
зелеными крыльями, пытаясь взлететь.
Городовой наступал на нищего:
- Чему скотину учишь, балда?
Пятясь от полицейского, старик споткнулся и упал, повалив и шарманку.
Медяки, звеня, покатились по пыльной земле. Городовой пнул слепого ногой.
- Проваливай! Живо!
В это время мимо проходил отец Абдулки Цыгана, дядя Хусейн. Он
работал на доменных печах каталем, возил тяжелые тачки с рудой. Дядя
Хусейн, уставший, едва плелся и нес под мышкой охапку дров.
- За что ты человека обидел? - вступился за нищего дядя Хусейн. -
Думаешь, как тебе селедку прицепили, так можно над людьми издеваться?
- А тебе чего надо, татарин - кошку жарил? - огрызнулся городовой,
отряхивая шаровары. - Тоже понимает: "че-ло-век".