"Леонид Михайлович Жариков. Повесть о суровом друге " - читать интересную книгу автора

Один Васька стоял посреди улицы, заложив руки в карманы, и не
двигался с места. Лицо у него побледнело от какой-то непонятной решимости.
Сначала полицейские не замечали его, тесня толпу к забору. Потом один
из них повернул коня и увидел Ваську.
- Чего стоишь? Кому сказано? Разойдись!
- А я не разойдусь! - упрямо заявил Васька и твердо сжал губы.
Полицейский замахнулся плеткой:
- Уходи!
- Не уйду, здесь наша улица!
- Стебани его, Ермил! - крикнул второй полицейский, натянув повод
коня.
- А я все равно не уйду!
Полицейский направил лошадь прямо на Ваську, но она, откинув морду,
свернула, задев его грудью.
- Уходи, а то убью! - И он с маху стеганул Ваську плетью по спине,
потом второй раз и третий.
Но Васька только глубже засунул руки в карманы и не ушел.
- Ну его к свиньям, Ермил, поехали!
Полицейские ускакали. Васька постоял еще немного, потом не спеша
пошел вдоль улицы. В глазах у него стояли слезы. Я шел сзади. Васька
остановился, поглядел в ту сторону, куда ускакали полицейские, и
проговорил со злостью:
- Ваше благородие - свинья в огороде.
- Вась, пойдем к Алеше Пупку, скажем про отца.
Васька не ответил, но согласился и первым пошел к дому Алеши.
Какое-то время мы шли молча. Мне было жалко Ваську.
- Больно, Вась?
- Ни капельки...
- А почему плачешь?
- Кто тебе сказал? И не думаю плакать.
- Я вижу...
- Обидно, - сказал Васька, - за что они дядю Хусейна топтали, ведь он
за слепого заступился!..
- Это все Загребай... И правда, хрюкало...
Алешу Пупка мы застали дома. Лицо у него было грустное: только что
похоронил попугая. Птицу ему принесли вместе с разбитой шарманкой. Слепого
отца тоже люди привели, уложили в постель, и кто-то сказал, что он,
наверно, больше не поднимется.
Мы посидели на лавочке, Васька взял Алешу за руку и попросил:
- Покажи тетрадку...
- Какую? - не понял Алеша.
- Ту, что с песнями... Помнишь, ты пел про солдата?
Алеша повел нас в тайный уголок за сараем и под большим секретом
показал растрепанную клеенчатую тетрадь, куда были переписаны разные
песни: про Ваньку-ключника, про атамана Чуркина, а больше всего про
рабочих. Я читал и удивлялся: во многих песнях говорилось про нашу жизнь -
про дядю Хусейна, про моего отца и даже про нас с Васькой. Но одна песня
так мне понравилась, что я запомнил ее слово в слово:

От павших твердынь Порт-Артура,