"Л.В.Жаров. Ребенок в мире Эроса " - читать интересную книгу автора

любви. В "Федре" Платон утверждает, что обязанность Эрота надзирать за
прекрасными мальчиками и побуждать их души к вечной красоте. Эрос как гений
имеет у Платона объективированное начало, это живое существо, стремящееся к
вечности. Сын Пороса и Пении (т. е. логоса и материи) Эрос всегда будет
испытывать нужду по прекрасному. Именно эта сторона концепций Платона и
Плотина об эротическом восхождении получила интенсивное развитие в
последующем столетии, вдохновляя миллионы одержимых эротическим поиском,
которому нет конца. В качестве примера можно сослаться на К. Юнга, который,
критикуя З. Фрейда за то, что тот сделал из Эроса догму, подобную
религиозному нумену..., забыв о том, что сексуальность - и Бог, и дьявол в
одном лице. Для К. Юнга Эрос - демон, "чья власть безгранична - от горных
вершин до мрачной тьмы ада, - но тщетно я старался бы найти язык, который
был бы в состоянии адекватно выразить неисчислимые странности любви ...
Здесь скрыто самое великое и самое малое, самое далекое и самое близкое,
самое высокое и самое низкое. И одно не живет без другого. Нам не под силу
выразить это парадокс"14. Стало быть, эротическое измерение бытия выходит за
пределы рационального постижения мира, оно несет в себе
чувственно-сверхчувственные характеристики, невербализуемые в должной мере и
уходящие в глубины сакрального с мощным амбивалентным потенциалом. Мир
Эроса, как точно заметил Октавио Пас, "рождается, живет, умирает и
возрождается в истории, он творится в истории, но не растворяется в ней. Он
врастает в историю, он непрерывно сращивается с животной сексуальностью,
всегда сопротивляясь и той и другой"15. Этот метафорический характер мира
Эроса, его символическая сущность, это "что-то" плохо поддающееся
определениям и отвечающее на вопрос не "что?", а "как?", делает эту сферу
поистине безграничной. Сочетание божественного и дьявольского начал в
эротизме стало сквозной темой всех философско-культурологических штудий ХХ
века, поистине Голгофой для блестящей плеяды французских мыслителей, начиная
с блудопоклоннической прозы Ж. Батая до наших современников. Акцент на
дьявольском начале эротизма, на его неразрывной связи со смертью, на ужасе и
экстазе с ним связанном привел Ж. Батая к сентенции: "Трепет - вот
единственная возможность приблизиться к истине эротизма..."16.
Итак, предстоит анализ двух реальностей, объединенных крайней
неустойчивостью своего актуального бытия и неизведанностью потенциального.
Пуэрильный ребенок, внутри которого прорастает изначально заложенный в нем
плод Эроса и океан эротических символов и знаков, которыми наполнена
реальность вокруг него. Как и в силу каких причин, они взаимодействуют,
рождая то чудо, которые К. Юнг назвал "божественным ребенком", образ
которого присутствует во всех мифологических системах? Это центральная
проблема данного исследования, хотя, разумеется, речь пойдет не только и
даже не столько об эротической мифологии раннего детства, сколько о попытке
постижения этой вечной загадки человеческой культуры. Ситуация сложна и в
каком-то смысле напрашиваются параллели, с тем что Ж. Бодрийяром обозначено
лексемой "соблазн", в котором пребывают и ХХ и ХХI века, который сам есть
"судьба", "смазка для социальных отношений", "либидинальный листопад
дискурсов", "очарованная форма бессмыслицы". Ж. Бодрийяр, детально
проанализировав соблазн в духе постмодернистского дискурса, подчеркнул одну
важную для нашей темы мысль: "Соблазн и женственность неизбежны - ведь это
оборотная сторона пола, смысла, власти"17. "Мягкий соблазн", подразумевающий
феминизацию и эротизацию всех отношений внутри "размякшей социальной