"Лев Жданов. Третий Рим (трилогия) " - читать интересную книгу автора

скоро сумели сократить жизнь строптивого, непреклонного старца.
Был сослан и заточен и другой сильный заступник за Соломонию - монах
Максим из Афонского монастыря, прозвищем Грек, родом из Арты, города в
Албании.
Приблизился он к князю и прославился переводом многих греческих
священных книг на славянский язык. Озлобленный его супротивными речами по
поводу развода, князь распорядился нарядить суд над бывшим
любимцем-толковником. А судьями назначил непримиримых врагов Максима: тех
же монахов-иосифлян и присных им.
Обвинителем был сам Даниил, митрополит, ревновавший Максима к влиянию
на умы, к той власти, которую присвоил себе при дворе ученый монах.
Даниила поддержали, во-первых: Вассиан, Топорков прозваньем, епископ
коломенский, развратный и злобный, сосланный тоже потом за все свои грехи.
Затем - Иона, чудовский архимандрит. И сослали Максима Грека в тверской
Отрочь монастырь на строгое послушание, так как он был признан еретиком и
"блазнем", портившим, а не переводившим правильно священные книги
церковные.
И многих других также сослал или заточил Василий, кто только решался
стать на сторону постригаемой, отвергнутой им из-за бесплодия жены.
Вот в обширный, слабо освещенный, низкий покой ввели осунувшуюся,
постарелую, но все же еще величественную и прекрасную, несмотря на годы и
жгучие страдания, княгиню. И сразу почуяла она, что стоит одинокой среди
этой тесно сплоченной, сверкающей парчовыми нарядами толпы бояр и служилых
людей.
А в переднем углу, окруженный черным и белым духовенством, в богатой
ризе и клобуке, с пастырским посохом в руке, стоит Даниил, ее главный враг
и погубитель. Не согласись он - князь, может быть, и отложил бы свой
замысел... И полным ненависти взглядом окинула владыку несчастная женщина,
поруганная жена, развенчанная великая княгиня.
Сейчас же, с тою же лютой ненавистью, взор ее перекинулся и на
другое, не менее ей враждебное лицо. Впереди всех, важно поглаживая
бороду, стоит главный приспешник князя, холоп и любимец его, боярин,
"советник" Иван Шигоня.
Сам не очень чтобы знатных родов, он опередил многих и многих
посановитей и родовитей себя только потому, что умел читать в душе
повелителя, понимать мысли его и творить по воле Василия все, как тому
хотелось.
Теперь ведь тяжкие времена пришли для боярства и дружины княжеской.
Не по-прежнему московские князья раду свою ближнюю честят и слушают. Все
больше по своей воле творят. Такие советы к сердцу берут, какие им самим
по мысли. И хмурится старое боярство. Порой и заговоры заводит. Да не
везет что-то им! Глядишь, или, как вот Берсеню Беклемишеву при Иване III,
языки режут, или последние маёнтки да вотчины отбирают в казну, а самих
чуть не на посад в тяглые люди ссаживают.
Горькие времена настали для старого боярства. А вот толстый, пузатый
Шигоня, поглаживая свою окладистую бороду, стоит поперед всех и
величается, вошедшей великой княгине еле поклон отдает!
Как же, ведь вместо князя он наряжен нынче! При постриге стоять,
порядок вести и князю потом про все доложить он обязан.
Медленно Соломония взошла, скорее, была возведена двумя монахинями,