"Владимир Карпович Железников. Путешественник с багажом (Повесть) " - читать интересную книгу автора

какой.
Купил ему мороженое за двадцать восемь копеек: оно было облито сверху
шоколадом и всё в бугорках от орехов. Я сам это мороженое никогда в жизни
не ел, даже не нюхал. Шёл к нему и прямо чуть не плакал над этим
мороженым. Можно сказать, на мои три рубля он купил себе мороженое, да ещё
моими руками.
Когда я подошёл к машине, она вдруг тронулась. На секунду передо мной
мелькнуло хмурое лицо Фёдорова и тут же пропало. А рядом со мной стояла
моя ваза, в руке было мороженое, а в другой деньги: два рубля семьдесят
две копейки.
Я подумал, что сейчас Фёдоров смотрит в своё шофёрское зеркало и
видит меня. Поднял вазу над головой и помахал ею. Представил себе, как моя
ваза раскачивается у него в зеркальце. Машины, которые едут сзади него, и
моя ваза.
Потом я пошёл в метро, чтобы ехать к отцу.


11

Ужасно до чего он далеко жил! Надо было сначала ехать на метро, а
потом минут двадцать на автобусе. И ещё эта ваза мне руки оттянула.
Неудобно её было нести. Приходилось всё время перекидывать из левой руки в
правую.
Бумага на вазе разлезлась, я её оборвал, и теперь два громадных
цветных петуха так и торчали у всех перед глазами. Стоило мне войти в
вагон метро, как сразу все уставились на них. Взял и спрятал вазу между
ног.
Но только я спрятал вазу, как маленький мальчик на руках у женщины,
которая сидела напротив меня, заорал благим матом:
- Хочу петушка!
Я сначала молчал и прикидывался, что не понимаю, о каком петушке он
воет, а потом пришлось вытащить вазу и показать ему.
Всю остальную дорогу держал у него вазу прямо перед носом. А он даже
слюни от радости пускал, обнимал вазу, гладил петухов. Еле его оторвали от
этой вазы.
Наконец я нашёл нужный мне дом, подъезд и поднялся на пятый этаж.
Несколько минут постоял у дверей с номером 185.
Потом переложил вазу из левой руки в правую. А потом решил её
поставить временно в угол, чтобы не бросались в глаза сразу эти дурацкие
петухи. Уже хотел позвонить, но почувствовал, что у меня во рту стало
сухо-сухо, а язык большой и не шевелится.
Поднялся на несколько ступенек выше и тихонько запел песенку про
шофёров, чтобы расшевелить язык. Немного успокоился и снова подошёл к этой
двери, но, вместо того чтобы позвонить, прислонил ухо к замочной скважине:
ни звука.
Постоял немного, потом взял и позвонил. Ещё, ещё секунда, и откроется
дверь, и я окажусь с ним один на один. И вдруг я схватил вазу и, прыгая
через две ступеньки, бросился вниз. На втором этаже остановился. Глупо
было, конечно, так пугаться. Ясно, что отца нет дома, что он на работе. Но
возвращаться мне не хотелось. Я вышел во двор...