"Сергей Жемайтис. Вечный ветер (Другое название - Плавающий остров)" - читать интересную книгу автора

облаченный в какой-то невообразимо старомодный костюм. Он был абсолютно лыс,
темя прикрывала выцветшая тюбетейка, видимо, очень старой работы - такие я
видел в Самаркандском музее. Человек быстро нажимал на разноцветные клавиши,
посылая заказы на какие-то книги. Покончив с этим делом, он встал. Меня
поразило его лицо: очень загорелое, и, хотя на нем почти не было морщин, оно
казалось очень древним и, когда он молчал, застывшим, как у куклы или у
робота. Хотелось дотронуться до его щеки, чтобы убедиться, что она не из
пластика. С лицом контрастировали глаза - черные, живые, с иронической
искоркой.
Уступив мне место, он почему-то не уходил. Я в замешательстве
рассматривал аппаратуру библиотеки, мне еще не приходилось пользоваться
этими разноцветными клавишами с нанесенным на них шифром. К тому же меня в
этом человеке или существе, похожем на человека, поразила еще одна
странность: в нем, где-то в недрах его туловища, что-то тикало, работал
какой-то прибор вроде старинного хронометра. Я не мог ошибиться, потому что
все электронные приборы в библиотеке работали бесшумно, и он подошел ко мне
так близко, что я почти касался его.
Он обратился ко мне. Голос его был не громок и очень приятного тембра:
- Все очень просто, молодой человек. К тому же вот она,
инструкция-спасительница. Все же читать ее не стоит. Что у вас там?
Я назвал книгу.
Он улыбнулся:
- Да, вещица стала довольно популярной. Но вот что странно. Истинное
понимание идеи, заложенной в этой книжице, мы находим, как прежде говорили и
писали, только среди широкой массы читателей. С особенным восторгом идею
книги приняла молодежь, в то же время большинство маститых ученых пишут черт
знает что! Ты не читал последний вестник Академии? Нет? И прекрасно. Будь у
меня такая шевелюра, как у тебя, я бы поседел, читая эти, с позволения
сказать, мысли ученых мужей. Как ни странно, но даже в ваше время, - он
подчеркнул слово "ваше", - когорта ученых, отягощенная тысячелетним опытом,
не в состоянии понять, что творческие силы природы не могли исчерпаться
созданием только одного-единственного прибора, - он шлепнул себя по лбу, -
втиснутого в черепную коробку такого несовершенного создания, каким пока
является человек. - Он схватился за голову так, будто опасался за ее
сохранность, и улыбнулся. - Самое тяжкое и затяжное заболевание человечества
- консерватизм мышления. Это наблюдалось всегда. Ты же проходил историю
развития познания. Конечно, мы имеем сдвиги в этой области, но, к сожалению,
они не пропорциональны общему прогрессу. Видимо, дает себя знать груз
энтропии, накопленный за столетия. Имей в виду, что это относится главным
образом к ученой братии, ограниченной рамочками узкой специализации. И
все-таки нет причин для уныния - их песенка спета! Сейчас настоящий ученый
может апеллировать ко всему человечеству. Ты только представь себе, - он
сильно сжал мой локоть, - пять миллионов писем! За полгода! Я вынужден
отвечать только через печать... Давай познакомимся: Поликарпов Павел
Мефодьевич... Да, да, тот самый. Полпред дельфинов, как недавно выразился
один из моих остроумных коллег. Между прочим, он и не догадывается, какое
этим доставил мне удовольствие. Как звучит: полномочный представитель
народа, живущего в гидросфере. Ведь неплохо!
Я согласился, что звучит это достаточно веско. Когда я назвал себя и
сказал о цели поездки, он схватил меня за плечи и потряс: