"Андре Жид. Тесей" - читать интересную книгу автора

там оказаться, смог выбраться оттуда лишь по воздуху, с помощью крыльев. Но
я боюсь советовать тебе то же самое: это слишком рискованно. Что тебе надо
сразу же усвоить, так это то, что твой единственный шанс - никогда не
покидать меня. Отныне только это и должно быть между тобою и мною - и на
всю жизнь. Лишь благодаря мне, лишь со мною и во мне ты сможешь обрести
самого себя. У тебя есть право выбора. Но если ты меня бросишь, берегись. А
для начала возьми меня". - При этих словах, отбросив передо мной всякую
стыдливость, она кинулась ко мне на грудь и продержала меня в своих объятиях
до утра.
Эти часы, надо признаться, показались мне нескончаемыми. Я никогда не
любил заточения, хотя бы и в лоне наслаждений, и, едва новизна поблекнет,
думаю лишь о том, как бы ускользнуть. И потом она все время повторяла: "Ты
мне обещал". Хотя я вовсе ничего не обещал и больше всего стремлюсь
оставаться свободным. В долгу я могу быть лишь перед самим собой.
Хотя моя наблюдательность притупилась от вина, ее напускная
сдержанность показалась мне столь быстро преодоленной, что я не смог
поверить, будто был у нее первым. Это обстоятельство позволило мне
впоследствии избавиться от Ариадны. Кроме того, ее преувеличенная
сентиментальность быстро начала тяготить меня. Невыносимы были ее уверения в
вечной любви и нежные прозвища, которыми она меня награждала. Я был то ее
единственным сокровищем, то ее канареечкой, то ее собачкой, то ее соколиком,
то ее золотком... А меня от уменьшительных слов коробит. И еще она была
слишком помешана на литературе. "Сердечко мое, ирисы скоро увянут", -
говорила она мне, тогда как они только-только начали распускаться. Я знаю,
что все когда-то проходит, но меня занимает только настоящее. Еще она
говорила: "Я не могу жить без тебя". Отчего я стал мечтать лишь о том, как
бы мне прожить без нее.
"Что скажет обо всем этом твой царь-отец?" - спросил я ее. А она в
ответ: "Минос, душа моя, все стерпит. Он придерживается мнения, что всего
благоразумнее допустить то, чему нельзя помешать. Его не возмутило
приключение моей матери с быком, он спокойно рассудил: "Мне ведь трудно
уследить за вами". Мама передала мне эти его слова после своего объяснения с
ним. "Что сделано, то сделано, и этого уже ничем не поправить", - добавил
он. В случае с нами он рассудит точно так же. Самое большее - он прогонит
тебя со двора, но какое это имеет значение! Я последую за тобой, куда бы ты
ни отправился".
"Это мы еще посмотрим", - подумал я.
После того как мы немного подкрепились, я попросил ее отвести меня к
Дедалу, с которым, как я сказал ей, мне хотелось бы поговорить с глазу на
глаз. Она оставила меня одного, только когда я поклялся Посейдоном сразу же
после этого разговора встретиться с нею во дворце.
VII

Дедал, поднявшийся мне навстречу, принял меня в плохо освещенной зале,
где я застал его склоненным над покрытыми воском дощечками, развернутыми
картами, среди большого количества непонятных мне инструментов. Он был очень
высокого роста, не сутулился, несмотря на преклонный возраст; бороду носил
длиннее, чем у Миноса, только у того она была еще черной, у Радаманта -
светлой, бороду же Дедала посеребрила седина. Его огромный лоб прорезали
глубокие продольные морщины. Кустистые брови наполовину скрывали глаза,