"Андре Жид. Тесные врата" - читать интересную книгу автора

платье.) В день нашего приезда, сколько мне помнится, на Люсиль Бюколен было
платье из муслина. Мисс Эшбертон, которая всегда стремилась ко всеобщему
согласию, пытаясь успокоить мою мать, осторожно заметила:
- Но ведь белый цвет тоже может быть знаком скорби...
- Это пунцовая-то шаль у нее на плечах - "знак скорби"? Да как вы
могли сказать мне такое, Флора!
Я видел тетю только в летние месяцы, во время каникул, и вполне
понятно, что из-за постоянной жары она и носила все эти очень открытые
легкие платья; как раз глубокие вырезы и раздражали мою мать, даже гораздо
больше, чем разные яркие накидки на тетиных обнаженных плечах.
Люсиль Бюколен была очень красива. На сохранившемся у меня маленьком
портрете она изображена такой, какой была в ту пору, и лицо ее настолько
юно, что ее можно принять за старшую сестру ее собственных дочерей, рядом с
которыми она сидит в обычной своей позе: голова слегка опирается на левую
руку, мизинец которой жеманно отогнут и касается губ. Густые, слегка
волнистые волосы подвернуты и схвачены на затылке крупной сеткой; в
полукруглом вырезе корсажа - медальон из итальянской мозаики на свободной
черной бархатке. Поясок, тоже из черного бархата, завязанный большим бантом,
широкополая шляпа из тонкой соломки, которую она повесила за ленту на спинку
стула, - все это еще больше делает ее похожей на девочку. В правой руке,
опущенной вдоль тела, она держит закрытую книгу.
Люсиль Бюколен была креолкой; своих родителей она не знала совсем или
потеряла очень рано. Позднее я узнал от матери, что родители то ли бросили
ее, то ли умерли, и ее взяли к себе пастор Вотье с женой, у которых детей не
было и которые вскоре после того вместе с девочкой уехали с Мартиники и
поселились в Гавре, где уже жила семья Бюколен. Вотье и Бюколены сблизились;
дядя мой был в ту пору за границей, служащим в каком-то банке, и лишь спустя
три года, вернувшись домой, впервые увидел маленькую Люсиль; он влюбился в
нее и немедленно попросил руки, к великому огорчению своих родителей и моей
матери. Люсиль было тогда шестнадцать лет, и к тому времени г-жа Вотье
родила уже двоих детей; она начинала опасаться влияния на них приемной
дочери, чей характер день ото дня все более удивлял их своей необычностью;
кроме того, достатком семейство не отличалось... в общем, моя мать назвала
мне достаточно причин, по которым Вотье с радостью восприняли предложение ее
брата. Я склонен думать, ко всему прочему, что юная Люсиль грозила поставить
их в ужасно неудобное положение. Я достаточно хорошо знаю гаврское общество
и без труда могу себе представить, как так принимали эту прелестную девочку.
Пастор Вотье, которого я узнал впоследствии как человека мягкого,
осторожного и вместе наивного, бессильного перед интригами и совершенно
безоружного против сил зла, - тогда эта благородная душа, видимо, была
затравлена совершенно. О г-же Вотье не могу сказать ничего; она умерла в
родах, на четвертом ребенке, и тот мальчик, почти одних со мною лет, позднее
стал моим другом...
Люсиль Бюколен почти не участвовала в общей нашей жизни; она спускалась
из своей комнаты после полудня, когда все уже выходили из-за стола, тотчас
же устраивалась где-нибудь на софе или в гамаке, лежала так до самого
вечера, после чего поднималась в полном изнеможении. Бывало, несмотря на то
что лоб у нее был абсолютно сухой, она прикладывала к нему платок, точно при
испарине; платочек этот поражал меня своей необычайной тонкостью и запахом
- каким-то не цветочным, а скорее даже фруктовым; иногда она брала в руки