"Андре Жид. Молодость" - читать интересную книгу автора

путях. Тогда жандармы, - а они знали, что мы все видели, - записали нас
свидетелями: брата, меня и еще троих. Дело осложнилось тем, что охотники
облаяли жандармов и отказались платить штраф. Словом, вышел процесс, который
плохо мог для них обернуться. Но из четырех охотников один был сыном
депутата, другой - племянником одного из членов правления железной дороги.
Тут свидетелей взял страх. Может быть, и они взяли кое-что за молчание, -
кое-что, от чего я отказался... Я не могу утверждать. Я знаю лишь одно:
когда их вызвали, все они увильнули. Они сказали, будто ничего не видели. А
я ведь не мог сказать, что ничего не видел, когда заяц околел у меня на
глазах.
- Ну?
- Ну, и охотников оправдали.
- Но, Мюло, это не объяснение, за что вас судили; вы здесь ничего не
сделали...
- Ну, как же, за лжесвидетельство. Кто один из всех говорит правду,
оказывается лжецом.
Я был так поражен, что не находил слов. Мюло несколько раз ударил
киркой.
- И знаете, господин Жид, что меня больше всего огорчает во всей этой
истории, - то, что брат не поддержал меня. Он все видел, как и я. Неужели
он не понимал, что отпираясь от всего вместе с остальными, подводит меня под
суд.
Мюло произнес последние слова необычным для него патетическим тоном. Но
он почти сейчас же понизил голос и прибавил с какой-то мягкой покорностью:
- Лжесвидетель!.. Я понимаю, что в стражники или управляющие
предпочтут взять другого. Что поделаешь?
Безграничное негодование охватило меня.
- Но, Мюло, это же чудовищно! Надо... Можно...
- Ничего нельзя, господин Жид. Поверьте мне. Сначала мне было трудно
примириться с этим. Тяжело, вы сами понимаете, быть осужденным за то, чего
не сделал. Но мне некому было помочь. Пришлось покориться. Приговор
утвердили. Я отбыл наказание. Два года тюрьмы. Затем переменил место
жительства. Теперь я не думаю больше об этом. Стараюсь больше не думать.
И он снова взялся за кирку.
Я покинул его с болью в сердце. Я был в том возрасте, когда
несправедливость тяготит нестерпимо. (Я не особенно постарел в этом
отношении!) Я не хотел, я не мог примириться с этим приговором над Мюло. В
конце каникул я еще раз встретил его.
- Я скоро уезжаю в Париж, - сказал я ему, - и я...
- Ничего не надо, сударь. Поверьте мне. Все напрасно.
Но тотчас же по возвращении в город я постарался разузнать у знакомых,
которые могли дать мне полезный совет, каким путем можно добиться
реабилитации Мюло. Я знал, что Леон Блюм, мой одноклассник, тогда простой
аудитор Государственного совета, сведущ в юридических делах. С ним я и решил
посоветоваться. Он сообщил мне, к моему удивлению, что снять обвинение можно
только путем полного пересмотра дела. Шутка сказать! Разыскать первых
свидетелей, заново вызвать их, привлечь к суду оправданных охотников, теперь
ставших влиятельными лицами, для которых оправдание Мюло было бы признанием
их вины... Блюм посоветовал мне отступиться.
Время шло. Я продал Лярок: часть ферм - Шарлю Мерувелю, автору "Chaste