"Славой Жижек. Добро пожаловать в пустыню Реального " - читать интересную книгу автора

использования брутальной власти? Как циничного и брутального фашистского
головореза, отодвигающего в сторону мягкосердечного либерала и знающего, что
он выполняет за него грязную работу?
"Апокалипсис сегодня (полная версия)" (2000), заново отредактированная
Френсисом Фордом Копполой более длинная версия "Апокалипсиса сегодня",
наиболее ярко демонстрирует координаты этой структурной избыточности
государственной власти. Разве не символично, что в фигуре Курца фрейдистский
"праотец" - этот непристойный отец-удовольствие, не подчиняющийся никакому
символическому Закону, абсолютный Господин, отваживающийся столкнуться лицом
к лицу с Реальным ужасающего удовольствия, - показан не как остаток
какого-то варварского прошлого, но как необходимый итог власти самого
современного Запада? Курц был совершенным солдатом - по сути, через свое
сверхотождествление с военной системой власти он превратился в избыток,
который должна была устранить сама система. Основной горизонт "Апокалипсиса
сегодня" - это возможность понимания того, каким образом Власть порождает
избыток себя самой, который она должна уничтожить при помощи операции,
копирующей действия того, против кого она направлена (миссии Уилларда по
убийству Курца не существует для официальных документов; как сказал генерал,
инструктировавший Уилларда, "этого никогда не происходило"). Мы, таким
образом, входим в область секретных операций, о которых Власть никогда не
признается. И разве то же самое не относится к тем фигурам, которые сегодня
преподносятся официальными средствами массовой информации как воплощение
радикального Зла? Разве это не правда, что за спиной бен Ладена и Талибана
стояло ЦРУ, поддерживавшее антисоветскую партизанскую войну в Афганистане, и
что Норьега в Панаме был в прошлом агентом ЦРУ? Не боролись ли США во всех
этих случаях со своим собственным избытком? И разве то же самое не было
истиной уже для фашизма? Либеральный Запад должен был объединить силы с
коммунизмом, чтобы уничтожить свой собственный избыточный нарост. (Следуя
этой логике, возникает соблазн предложить, какой должна была бы быть
действительно подрывная версия "Апокалипсиса": повторяя формулу
антифашистской коалиции, Уиллард предлагает вьетконгу договориться об
уничтожении Курца). За пределами горизонта "Апокалипсиса" остается
перспектива коллективного политического действия, разрывающего этот порочный
круг Системы, которая, породив избыток Сверх-Я, затем вынуждена его
уничтожить: революционное насилие, которое больше не основывается на
непристойности Сверх-Я. Это "невозможное" действие имеет место во всяком
подлинном революционном процессе.
На противоположной стороне политического поля вспомним архетипическую
эйзенштейновскую кинематографическую сцену, изображающую неудержимую оргию
разрушительного революционного насилия (сам Эйзенштейн называл ее "подлинной
вакханалией разрушения"), которая относится к тому же ряду: когда в
"Октябре" победившие революционеры врываются в винные погреба Зимнего
дворца, они не отказывают себе в экстатической оргии уничтожения тысяч
бутылок с дорогим вином; в "Бежином луге" сельские пионеры силой
прокладывают себе путь в местную церковь и оскверняют ее, растаскивают мощи,
пререкаются из-за икон, кощунственно примеривают ризы, еретически смеются
над изваяниями... В этой приостановке целенаправленной полезной деятельности
мы в действительности сталкиваемся с разновидностью батаевской "безудержной
траты"; ханжеское желание лишить революцию этого избытка является простым
желанием иметь революцию без революции. Эта сцена должна быть