"Петер Жолдош. Возвращение "Викинга" (вестерн)" - читать интересную книгу автора

нагнетателями воздуха. И где-то здесь должна быть Лена. В последние
часы я не слышал стонов, но до боли в сердце надеюсь, что она жива.
Если только удар метеорита не застал ее в разрушенном проходе - она
ведь торопилась ко мне!
Я не представлял себе, что в скафандре так трудно передвигаться и
работать. Минуты ползут, растягиваясь до нетерпения. То, что я делаю,
напоминает замедленную киносъемку. Сначала поворачиваюсь лицом к
двери, тщательно закрываю ее, верчу маховик герметизации, выравниваю
давление воздушной смеси, регулирую скорость подачи кислорода...

Теперь я понимаю, почему снова и снова вызываю в памяти разорванные
картины пережитого. Они ведь не имеют прямого отношения к конечной
цели. А все дело именно в конце. Я благополучно завершаю путешествие,
то самое путешествие, о котором позднее на Земле все газеты будут
вещать аршинными заголовками: "Трагедия "Электры", "Подвиг Грегора
Мана в космосе", "Битва одинокого человека с Вселенной"... Уже тогда я
ненавидел все это, словно предчувствовал, что популярность, которой
нет никакого дела до моей душевной боли, определит новый поворот в
моей судьбе.
Позднее из записей в "мозге" выяснилось, что с момента катастрофы и
до того, как я заполнил каюту воздухом, прошло 78 часов. Столько
времени я блуждал в темных лабиринтах корабля, разыскивая Лену с таким
острым нервным напряжением, в таких немыслимых условиях, которые,
думаю, не всякий астронавт перенес бы.
Пережитое мной едва ли можно считать подвигом, ибо я просто боролся
за свою жизнь. Иногда активно, чаще пассивно. Всего этого ни я, ни
наша медицина не смогли объяснить. Так что я, человек скромный, стал
знаменитым, когда меньше всего на это рассчитывал.
Надо было побыстрее обследовать сохранившиеся каюты, и я, чтобы
обрести нормальную подвижность, вылез из неуклюжего скафандра.
Выкрикивая имя Лены, я вошел в навигаторскую кабину. В двух лежащих
без движения астронавтах я узнал Игоря и Феликса. Потом они стали
моими близкими товарищами. Я привел их в чувство, мы быстро
обследовали оставшиеся каюты. Лену не нашли. Искать ее в разрушенной
части корабля не имело никакого смысла. Она осталась живой в моей
памяти. Навсегда.

Санаторий, в котором я находился несколько месяцев после
возвращения на Землю, размещался на солнечном склоне горы. С
просторных балконов открывался великолепный вид на морской залив. По
его спокойной поверхности с утра до вечера сновали моторные лодки и
парусники. У подножия холма, поближе к берегу, лепились корпуса
гостиниц. Деловито-веселый гомон их обитателей замирал где-то на
полпути к нашему санаторию, Дому Тишины с несколькими немногословными
врачами и ласковыми медсестрами, с немногими пациентами, которые, как
и я, нуждались не столько в лекарствах, сколько в тишине и покое. Ведь
каких-то определенных болезней у нас не было, если не считать мелочей:
что-то свихнулось, что-то надорвалось, что-то разрегулировалось. Все
это требовалось привести в норму спокойными разговорами, ненавязчивым
вниманием, прочими тонкостями санаторной медицины, в которых главную